Избранное. Том второй

Одно только тревожило старика: с каждым днем сват Добри становился все злее и злее. И как ни таился Русин, отец, очевидно, догадывался, что у того на уме. А сам не догадается, так найдутся подсказчики, надоумят. Рано или поздно между отцом и сыном непременно вспыхнет ссора. Вот чего боялся старый Лоев. Гашков как-то уже намекал Тинке, что ее братья испортили ему сына. А сегодня Лоеву стало ясно, что еще на фронте Русин сам выбрал этот путь. Только Гашков все равно этому не поверит… И тогда достанется всем: и сыну, и невестке, и всему, что есть в доме живого. А больше всех — Тинке. На ее голову обрушатся все громы и молнии. Тинка пожалуется матери, а чем та ей сможет помочь? Только зря будет старуха страдать и сохнуть…

Но когда бывший взводный командир Русина начал рассказывать о внутреннем положении в Болгарии, все беспокойные мысли и заботы покинули Лоева, и он, прислонившись к стене, жадно ловил каждое слово оратора. Казалось, чья-то невидимая рука сбрасывает с его глаз старую рваную повязку. И все вокруг словно бы посветлело. Теперь Лоев еще яснее понял, почему болгарские коммунисты защищают новую русскую власть. И почему царь Борис назначил на пост министра внутренних дел представителя «широких» социалистов, этих буржуазных прихвостней. «Каждый, кто борется против коммунистов и Советской России, попадает в любимчики болгарской буржуазии, — сказал оратор. — А тот, кто за коммунистов и Советскую Россию, тот и за свой народ».

«Что верно, то верно», — подумал старый Лоев и выпрямился, словно с плеч его упал тяжкий груз.

Молотьба подходила к концу. На токах домолачивали вручную последние, самые крепкие и лучшие колосья, которые не поддавались кремням волокуши, копытам волов и лошадей. Зерно в них было самое крупное, и его обычно оставляли на семена.

Одна за другой умолкали веялки, которые столько дней грохотали, выплевывая тучи половы. Подымавшийся время от времени ветер выметал крыши навесов на токах и засыпал улицы половой, которая вместе с пылью устилала их толстым, днем раскалявшимся слоем. На рассвете в поле тянулись телеги, к обеду они возвращались в село заваленные кукурузными стеблями — начинался сбор кукурузы.

Доканчивали молотьбу и у Гашковых. Большую часть земли Гашков сдавал испольщикам, но самые лучшие ближние участки оставлял себе.

В тот день молотили рожь. Это была тяжелая работа. Здоровенные ржаные снопы плохо поддавались вилам, а до обеда надо было обмолотить половину ржи, собрать солому в копны, очистить ток, после обеда — покончить с оставшимися снопами. Лоевы пришли помочь соседу. Невестки сновали по просторному гумну, развязывали снопы, расстилали их, сметали солому, убирали зерно. Старый Лоев сидел на тяжелом каменном катке и, тыча палкой волов, не давал им совать морды в расстеленные снопы.

В стороне, в тени развесистой сливы, сидел Добри Гашков и, покуривая, смотрел, как идет работа. Босой, с закатанными штанами и в расстегнутой рубахе, он изнемогал от жары и пыли. Русин разбрасывал снопы или возился у сарая с какой-то двуколкой. Работа поглотила его целиком, рубашка на спине взмокла, нос еще больше заострился и торчал, словно клюв. Его молодая жена неутомимо сновала по гумну. Когда она наклонялась, чтобы взять вилы, грабли или решето, открывались ее крепкие стройные ноги, исцарапанные стерней и колючками. Все три лоевские снохи тоже были тут. То и дело прибегал Милин. Время от времени заходила Лоевица, останавливалась рядом со старым Гашковым и, сказав ему несколько слов, торопилась домой. Стоян и Илия рыли котлован под новый дом в верхнем конце своего двора. Только старой Гашковицы не было видно: она не выходила из кухни, готовила обед и ужин молотильщикам.

Милиница забралась на каток и, ловко управляя волами, погнала их на снопы. Лоев пошел передохнуть в тень под сливу. Гашков, довольный бесплатной помощью, в тот день был настроен вполне благодушно. Хотя под сливой было достаточно места, он подвинулся и, показывая уважение к свату, протянул ему табакерку. Старики закурили, молча поглядывая на расстеленные на току колосья, которые мял и давил тяжелый каменный каток.

Со времени размолвки из-за русских событий сваты избегали говорить на политические темы. Но каждый был настороже. С одной стороны, оба хотели посмотреть, как разовьются события, а с другой — только и ждали удобного момента, чтоб сцепиться. И каждый был уверен в своей правоте. Старый Гашков внимательно читал «Мир», часто захаживал в корчму, где можно было просмотреть еще и «Утро», и не сомневался, что в России в самое ближайшее время будет наведен порядок и все пойдет по-старому. Он только недоумевал, почему такие большие и сильные государства, как Америка, продолжают играть в войну, а не покончат с большевиками одним ударом, не сомневаясь, впрочем, что это случится, и очень скоро. Уверен был Гашков и в том, что как только большевиков скинут, порядок будет наведен во всем мире. А раз так, то и бесчинства болгарских коммунистов прекратятся сами собой.