Избранное. Тройственный образ совершенства

Это раздвоение смысла тем более загадочно, что оба слова, как ясно всякому, произведены от одного корня, различаясь только суффиксами. Их общий корень – индоевропейское dhu или dheu, означавшее вообще быструю подвижность, потом веяние, откуда и наши слова: дуть, дым, дыхание, также латинское fumus, дым, и греческое thumos, страстное начало духа. Известно, что большинство первобытных народов отожествляют жизнь и дух человека с его дыханием. По Библии Бог вдунул Адаму, чрез рот или чрез ноздри, дыхание жизни; точно так же малайцы верят, что душа умирающего выходит чрез его ноздри, и почти у всех арийских народов, у яванцев, австралийцев, калифорнийцев, совершенно одинаково понятия «дыхание» и «душа» выражаются одним и тем же словом. Следовательно в отношении словопроизводства русский язык не составляет исключения; напротив, он повинуется широко действующему закону. Этимологически «дух» и «душа» равно значат: дыхание. Почему же народная мысль вывела из одного корня два ствола, увенчанных несходными кронами-суффиксами?

Но эта самая историческая справка бросает первый свет на загадку. Стоит только с точки зрения изложенного корнесловия взглянуть на живое употребление обоих слов, – тотчас становится ясным, что основной ствол – один, а другой есть лишь надземный отросток первого. Именно, обнаруживается, что только слово «дух» сохранило в себе тот смысл, который заключался в корне: материальный смысл веянья, и дыхания. По-славянски «дух» означал просто движение воздуха: «Духом бурным (то есть сильным ветром) сокрушиши корабли Фарсийские», Псал. 47-й. «Дух» еще и теперь значит – пар, испарение; мы говорим: «дух поднимается от сгоревшего навоза». Дух значит также – запах: «тяжелый дух», «винный дух», у Толстого: «Да и духу же напустили – аж на дворе воняет»; о собаках, почуявших зверя, говорят: «забрали дух». «Дух» еще и теперь значит дыхание; говорят «перевести дух», «от бега захватило дух», «дух короток», и в этом смысле дух или дыхание служит синонимом жизни, жизненной силы: «испустить дух» значит умереть, «дух вон» – то же, что «умер». Итак, слово «дух», наряду с позднейшим, психологическим смыслом, удержало и первоначальный, вещественный смысл – смысл самого корня; слову же «душа» весь этот ряд материальных значений совершенно чужд; нельзя сказать: «перевести душу», «испустить душу» и т. п. Очевидно, что древнее и исконное слово – «дух», слово же «душа» не возросло непосредственно из корня, а ответвилось от слова «дух», уже после того, как «дух» приобрел свой производный смысл психического начала.

Поэтому я начну мой рассказ с основного слова «дух».

О достоверной истории этого слова еще нельзя и думать, так как не собраны документальные сведения о нем и даже не приступлено к их собиранию. Итак, все, что я расскажу о нем, есть лишь моя догадка или гипотеза.

Корень dhu, принесенный с прародины, был в руках народа как глина; народ лепил из этого корня всевозможные слова, разновидные и разномысленные, смотря по нуждам своим, – лепил с полной свободой мастера. Он переделывал корень, прибавлял к нему другие вещества и сплавы из своего звукового материала, отмерял длину слов, определял подударные гласные. Он обделывал каждое свое создание с величайшей практичностью и крайней экономией сил, так что ни в одном нет никакого излишка или ущерба, ни одной случайной неровности, но все до мельчайшей черты гениально обдумано, деловито и точно. Он вылепил из dhu «дуть» и «дым», «дохнуть» и «дыхание», «дух» и «удушье» и все их бесчисленные производные, как «воздух», «духота», «дуновение», «душный», «духовный», «вздох» и пр. и пр. В этом ряду – не слепо и не случайно древний язык создал слово «дух» именно в этой форме, по этому типу слов, а не как-нибудь иначе. Односложностью слова «дух» ему дан характер суровый и замкнутый. Таким он является в именовании, как созидающий или призываемый: именительный и звательный – «дух»; да еще в страдательной роли, то есть в винительном. Но слово «дух» образовано еще по закону тех односложных имен мужского рода, которые и в косвенных падежах сохраняют ударение на коренной гласной, потому что есть и другие, переносящие его на флексию, как «бич» – «бича», «бичу». Следовательно, слово «дух» никогда не изменяет своему происхождению и остается верно самому себе даже перед приманками соблазна, то есть в богатстве двусложности; и это сдержанное ударение в косвенных падежах – духа, духу, духом – кажется добровольным самоотречением: дух как бы сдерживает себя или смягчает свою суровость, когда вступает в общение с другой сущностью. Насколько он непреклонен в явлении и страдании, настолько в действии он строг к самому себе и трогательно милосерден. Передощущал ли народный разум уже в самый момент создания будущее призвание слова и создал его пригодным для его грядущих дел? Или, напротив, именно своей счастливой форме слово обязано своим позднейшим могуществом?

Такова наружность слова «дух». Что же касается его биографии, то она необыкновенна; ее по праву можно сравнить с биографией Наполеона.