Читаем Избранное. Тройственный образ совершенства полностью

Второе значение – дух как обособленное явление, как личность – могло зародиться лишь непосредственно в слове «дух», и именно в том его состоянии, когда слово «дух» уже управляло родительным падежом. Речение «дух тьмы» образовано по типу «дух кротости», то есть по типу эманативному; весь ряд можно представить так, в порядке возрастающей отвлеченности: «дух березы» – «дух законов» – «дух кротости» – «дух тьмы». «Дух тьмы» – родной брат «духу кротости», но глубоко отличается от него тем, что речение «дух кротости» имеет целью указать единственно происхождение (а тем – и характер) данного «духа», подобно «духу березы», тогда как в речении «дух тьмы» этот первоначальный смысл родительного падежа уже значительно стерся и на первый план выступила та вторая особенность запаха – его оформленность. «Дух тьмы» – существо, правда, порожденное тьмою, но прежде всего – существо, личность. И опять Пушкин с необыкновенной чуткостью подметил эту бледную грань в развитии слова «дух» – его переход от эманативного смысла к персональному; он прямо употребляет речение: «дух» с родительным падежом – в значении «личность»:

Дух отрицанья, дух сомненьяНа духа чистого взирал.

В Евангелии от Иоанна сказано: «Когда же приидет… Дух истины, который от Отца исходит, Он будет свидетельствовать о Мне». Здесь как бы на наших глазах совершается воплощение Духа истины; по происхождению он – эманация Бога, в бытии же – личность.

Так в результате долгого и глубокого развития дух приблизился к моменту своего воплощения, сохранив, однако, всю так трудно завоеванную им невещественность. Ему оставалось теперь сделать еще только последний шаг: отчетливо раздвоиться в своем познанном чудесном естестве – на дух-абстракцию и дух-личность, на дух как высшую, абсолютно бесплотную энергию, и дух как абсолютно же бесплотное существо sui generis. В любом противопоставлении духа плоти дан первый полюс духа – его чистая умопостигаемость в отличие от чистой же вещественности тела, а в слове «духовидец» дан второй полюс – дух, облеченный личной формою и оттого по крайней мере зримый. Так говорится: «вызывать духов», «дух» в значении «призрак», «привидение», у Пушкина «чистый дух» вместо «ангел»; «нечистый дух», «злой дух» и т. п. Этот олицетворенный «дух» имеет общего с духом-силою только бесплотность, да еще некоторую долю могущества, проистекающую, впрочем, не из его сущности, а именно из его минимальной вещественности, которая делает его неуязвимым для смертных. Духличность (ангел, демон) мыслится, конечно, прикрепленным в каждое данное мгновение к определенному месту в пространстве – по закону всякого индивидуального бытия. Напротив, дух как сила универсален. Он мыслится как высочайшее и оттого лишенное какой бы то ни было конкретной определенности, неиссякаемо-действенное начало, мировой принцип жизни и движения. В этом смысле евангелист Иоанн дал наивысшее истолкование слову «дух», написав: «Дух есть Бог». То же представление очень тонко выразил Державин:

Дух, всюду сущий и единый,Кому нет места и причины,Кого никто постичь не мог,Кто все собою наполняет,Объемлет, зиждет, сохраняет,Кого мы называем – Бог.

В материальной истории человечества господствует непреложный закон, в силу которого каждый высший строй развития может возникнуть только из останков предшествующего. Здесь сын неизменно пожирает отца, как и сам в урочный час будет растерзан своим порождением. Напротив, дух содержит в себе неиссякаемый запас протоплазмы; ему нет надобности освобождать материал из старых форм, чтобы переплавлять его в новые. Возводя слово «дух» от узкого грубо-вещественного смысла до крайней и всеобъемлющей отвлеченности, язык не уничтожил ни одного из пройденных значений, но все их закрепил и сохранил в прежней силе. Мы и теперь употребляем слово «дух» в его древнейшем значении воздушной волны, когда говорим: «духовое ружье», «духовой шкап», «духовая музыка». «Дух» и теперь значит «дыхание»; мы говорим: «захватило дух», «перевести дух». Он и теперь означает «жизнь» в речениях, как «испустить дух». Он означает и запах, откуда наше слово «духи». Тем более, конечно, уцелели все позднейшие, сравнительно недавние значения его в смысле эманации, понимаемой все более отвлеченно, как «дух березы», «дух века», «дух кротости», и наконец в смысле олицетворения, как «дух тьмы» и просто «дух»-привидение. В славянской фразе «Дух веет иде же хощет» как бы сразу воплощена тысячелетняя биография слова «дух», потому что «дух» понят здесь и как бесплотная миродержавная сила, Божественный абсолют, – и как вещественное нечто, подлинно – прах земной, «веющий» дуновением ветра, – и оба эти полярные смыслы его свились в образ конкретной личности, обладающей личной волею, отчего «Дух» и написан здесь с прописной буквы и о нем сказано, что он «хочет».

Перейти на страницу:

Все книги серии Российские Пропилеи

Санскрит во льдах, или возвращение из Офира
Санскрит во льдах, или возвращение из Офира

В качестве литературного жанра утопия существует едва ли не столько же, сколько сама история. Поэтому, оставаясь специфическим жанром художественного творчества, она вместе с тем выражает устойчивые представления сознания.В книге литературная утопия рассматривается как явление отечественной беллетристики. Художественная топология позволяет проникнуть в те слои представления человека о мире, которые непроницаемы для иных аналитических средств. Основной предмет анализа — изображение русской литературой несуществующего места, уто — поса, проблема бытия рассматривается словно «с изнанки». Автор исследует некоторые черты национального воображения, сопоставляя их с аналогичными чертами западноевропейских и восточных (например, арабских, китайских) утопий.

Валерий Ильич Мильдон

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов

В книге В. К. Кантора, писателя, философа, историка русской мысли, профессора НИУ — ВШЭ, исследуются проблемы, поднимавшиеся в русской мысли в середине XIX века, когда в сущности шло опробование и анализ собственного культурного материала (история и литература), который и послужил фундаментом русского философствования. Рассмотренная в деятельности своих лучших представителей на протяжении почти столетия (1860–1930–е годы), русская философия изображена в работе как явление высшего порядка, относящаяся к вершинным достижениям человеческого духа.Автор показывает, как даже в изгнании русские мыслители сохранили свое интеллектуальное и человеческое достоинство в противостоянии всем видам принуждения, сберегли смысл своих интеллектуальных открытий.Книга Владимира Кантора является едва ли не первой попыткой отрефлектировать, как происходило становление философского самосознания в России.

Владимир Карлович Кантор

Культурология / Философия / Образование и наука

Похожие книги

Искусство войны и кодекс самурая
Искусство войны и кодекс самурая

Эту книгу по праву можно назвать энциклопедией восточной военной философии. Вошедшие в нее тексты четко и ясно регламентируют жизнь человека, вставшего на путь воина. Как жить и умирать? Как вести себя, чтобы сохранять честь и достоинство в любой ситуации? Как побеждать? Ответы на все эти вопросы, сокрыты в книге.Древний китайский трактат «Искусство войны», написанный более двух тысяч лет назад великим военачальником Сунь-цзы, представляет собой первую в мире книгу по военной философии, руководство по стратегии поведения в конфликтах любого уровня — от военных действий до политических дебатов и психологического соперничества.Произведения представленные в данном сборнике, представляют собой руководства для воина, самурая, человека ступившего на тропу войны, но желающего оставаться честным с собой и миром.

Сунь-цзы , У-цзы , Юдзан Дайдодзи , Юкио Мисима , Ямамото Цунэтомо

Философия