— Вероятно, каждый человек кого-нибудь ждет, — сказала Матильда.
— Конечно. Каждый человек пережил личную драму. Правда, у многих людей ее заслонили внешние события. Редко кому посчастливилось встретить настоящую любовь, испытать большое чувство. Поэтому так мало людей хранят верность. А те, кто все же остаются верными, гибнут, как погибла моя мать.
«И как чуть было не погибла я», — подумала Матильда.
— Ну, а что, если бы ты тогда, не мудрствуя лукаво, увез меня из пасторского дома?
— Тебе было семнадцать. И все же я чуть было тебя не увез. Меня останавливал отнюдь не господин Зилаф. Мысль о судьбе моей матери — вот что удерживало меня от решительных поступков; я не хотел выбирать за человека, который по молодости лет не мог выбрать сам… Я ведь еще не знал, что ты предназначена мне судьбой.
«С самого рождения я была его женой», — вновь подумала Матильда,
Два лимонно-желтых мотылька, гонявшиеся друг за другом, спокойно опустились на шезлонг, — так неподвижно сидели Матильда и Уэстон. Обменявшись взглядом, они снова подумали, что наконец-то оказались у цели.
Они поехали к матери Матильды. У поворота, где Матильда ждала его накануне, они вышли из машины и медленно направились к деревне. Когда показались первые дома, Матильда остановилась. Уэстон прошел немного вперед.
Теперь они стояли на некотором расстоянии друг от друга. Матильда заговорила:
— Мои родичи живут свыше ста лет вон в том белом доме, а в этой деревне целых шестьсот лет.
Мать родилась в крестьянской семье, и я для нее самое дорогое в жизни. Поэтому она будет изучать тебя с пристрастием.
— Прекрасно!
Матильда подошла к Уэстону ближе.
— Учтите, что ваше обаяние здесь не поможет — для матери вы всегда останетесь чужеземцем. Не забывайте этого.
И хотя они уже вошли в деревню, Матильда протянула Уэстону губы.
— Я буду тише воды, ниже травы.
— А вы разве так умеете?.. Сколько времени ты пробыл в швейцарском интернате?
— С одиннадцати до восемнадцати. Но потом я часто наезжал сюда.
— Скажи ей об этом! А после переведи разговор на своих овец. Об овцах говори как можно дольше. Это будет самое правильное. Хорошо, если бы ты что-нибудь смыслил в пчеловодстве! Например, если бы ты знал, сколько подсахаренной воды требуется каждому улью на зиму, во сколько обходится этот сахар и какой доход приносит мед! Вот тогда разговор пошел бы всерьез!
— Жаль, что я не прочел заранее какой-нибудь труд по пчеловодству.
— Известно ли тебе, что такое вылет пчел? Когда пчелы выбирают себе королеву?
— Да, известно. То был мой полет к тебе с Явы, — заявил Уэстон; от счастья он стал весьма самоуверен.
— Не вздумай только сообщать матери, что ты слоняешься по свету, вместо того чтобы сидеть дома и пасти своих овец. Лучше расскажи ей, сколько килограммов шерсти дает одна овца в год и во что обходится тебе каждый килограмм. Можешь подсчитать, какова чистая прибыль от одной овцы, за вычетом всех издержек. Так мама подсчитывает прибыль от пчел.
Уэстон задумался.
— Это зависит от цен на мировом рынке.
— Вот видишь, — сказала Матильда в восторге от его серьезного тона. — Об этом и говори. Цены на мировом рынке! Замечательно!
Кофе для гостя был уже смолот, и на столе красовался старинный сервиз — снаружи синий, внутри — золотой; сто лет он дремал за стеклом, мечтая, чтобы в него хоть раз налили кофе. Решительным жестом мать достала бутылку домашней наливки. Она тоже выпьет рюмочку, а там видно будет.
Мать повязала поверх черного платья фартук. Пунцовая от кухонного жара, она стаяла у плиты и, погрузившись в свои невеселые мысли, машинально помешивала кипящую воду, кофе она забыла насыпать.
Матильда и Уэстон вошли через калитку в сад. Мать услышала их голоса, но ей не было их видно, потому что они стояли за грядками фасоли высотой в человеческий рост.
— Пошли, я покажу тебе ульи, чтобы у тебя было о чем поговорить с мамой. Это важно.
— Очень важно.
Сад был большой. Матильда вела Уэстона за руку между пышными грядками капусты и салата, мимо узкого ручейка, такого же медлительного и так же прихотливо петлявшего, как сама жизнь. Потом они свернули к приторно пахнувшим жасминовым кустам, где в цветах копошились пчелы.
Ровные ряды ульев, покрашенных в светло-зеленый цвет, напоминали улицы с крошечными домиками под остроконечными крышами — ульи стояли на сваях в метр высотой. Казалось, на лужайке раскинулась целая пчелиная деревушка с переулками и даже с площадью, в центре ее бил многоструйный фонтанчик.
Матильда показала на разноцветные струи фонтанчика.
— Здесь солнце выращивает рассаду для радуг. Когда радуга подрастает, солнце перекидывает ее через горы, чтобы украсить синее-пресинее грозовое небо.
— А ты? — спросил Уэстон совершенно невпопад.
— Я тебя люблю.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Уэстон отправился на несколько дней в Англию, чтобы уладить дела и подготовить загородный дом и городскую квартиру в Лондоне к приезду Матильды. Он захватил в Швейцарию свою машину и спросил Матильду, куда она хочет поехать в свадебное путешествие.
— В лес, — ответила Матильда.