Сейчас это слово звучит спокойно, прозаично, вполне по-деловому.
Космодром многократно описан. Все его сооружения — и монтажно-испытательный корпус (МИК), и рельсовая колея, ползущая по степи к стартовой
позиции, и сама стартовая позиция — широко известны по фотографиям, хроникальным, художественным и не очень художественным кинофильмам, телепередачам.
140 На фоне такого полноводного потока информации места для экзотики вроде
бы не остается..
Но весной шестьдесят первого года дело обстояло иначе: космодром в то
время считался объектом особой секретности. Отправляясь туда в командировку, полагалось даже дома, в семье, не говорить, куда едешь. Правда, большинство из
старожилов космодрома относилось к этим строгостям довольно трезво.
Особенно после того, как появились в мире спутники, снабженные
фотоаппаратурой с такой разрешающей способностью, что скрыть от них
невозможно было даже отдельную автомашину, не говоря уж о таком, ни на что
другое не похожем, раскинувшемся на десятки километров объекте, как
космодром. Элементарный здравый смысл свидетельствовал... Впрочем, чего
стоит здравый смысл по сравнению с утвержденными в инстанциях
«положениями»!
Так и существовал космодром, официально овеянный покровом тайны, пока. . пока не появился на нем сначала президент Франции де Голль, потом
посол США и многие другие знатные визитеры, не говоря уж об иностранных
космонавтах и их дублерах. Как и следовало ожидать, ни малейшего ущерба
нашей космонавтике или безопасности страны эти посещения не причинили.
Но все это было позднее. А в начале 1961 года слово «космодром» звучало
достаточно таинственно. Особенно для тех, кто, подобно мне, к делам
космическим едва начинал приобщаться.
Немудрено, что собирался я впервые на космодром очень заинтересованно и
в настроении, я бы сказал, даже несколько приподнятом.
Космодром представлялся мне. . Впрочем, насколько я помню, в сколько-нибудь четком виде он мне тогда вообще не представлялся, голова была чересчур
забита множеством текущих, вполне конкретных дел. Но все же какие-то
наполовину подсознательные ассоциации в этой забитой голове плавали, ассоциации с чем-то давно, в юности, прочитанным или виденным в кино, похожим на комплексы фантастических сооружений, вроде генератора солнечной
энергии в фильме «Весна».
Во всяком случае, я ожидал увидеть сооружения, которые в репортажах
принято называть величественными или марсианскими.
141 И вот я впервые отправляюсь на космодром. Процедура отлета, вскоре
ставшая по-домашнему привычной, поначалу произвела на меня впечатление
прежде всего именно этой своей домашностью, полной непарадностью, будто
люди не на таинственный, романтический космодром летят, а в обычную
командировку или в отпуск в какие-нибудь давно обжитые Гагру или Сочи.
В назначенный день, точнее — в ночь перед назначенным днем, улетавшие
собирались у закрытого в этот час газетного киоска пассажирского зала
Внуковского аэропорта. Сейчас этому залу присвоен номер первый, но тогда
второй зал еще только строился, а потому не было и надобности в их нумерации.
Вылет назначался, как правило, на ночное время не случайно. В этом
проявлялось характерное для Королева стремление «не терять дня». В самом
деле, чтобы добраться из Москвы до космодрома, нашему самолету требовалось
не менее пяти часов летного времени, около часа уходило на дозаправку
бензином в Уральске или Актюбинске, да еще два часа набегало за счет разницы
в поясном времени Москвы и Казахстана. Вот и получалось, что каждый
участник нашего рейса мог работать в Москве до позднего вечера, подремать, что
называется, вполглаза в самолете и появиться к самому началу следующего
рабочего дня на космодроме. Не таков был Королев, да и все его коллеги, чтобы
оставить столь соблазнительную возможность нереализованной. Правда, в
обратном рейсе — с космодрома в Москву — эти два часа разницы в поленом
времени портили все дело: как ни рассчитывай, а какая-то часть ночного времени
«пропадала впустую». Но тут уже ничего поделать было невозможно, на законы
вращения земного шара даже Королев повлиять не мог (о чем, как я подозреваю, немало сожалел).
У газетного киоска собрались человек десять — пятнадцать: Сергей
Павлович Королев, Мстислав Всеволодович Келдыш, Валентин Петрович
Глушко, Константин Давыдович Бушуев, Николай Алексеевич Пилюгин, Алексей
Михайлович Исаев, Борис Викторович Раушенбах, Семен Ариевич Косберг, Владимир Павлович Бармин. .
У литератора, работающего в так называемом художественно-биографическом жанре, здесь, наверное, просто разбежались бы глаза:
человек, то по
142