Избранные

— Значит, вы не совсем здоровы?

— Как хочешь думай, — хозяйка говорит. — Но мы так думает. Мы недавно что-то почувствовали. И в себе заметили.

У нас мысли по-разному шли. У нее одни были мысли, а у меня совершенно другие. И наоборот. У меня одни, у нее — другие. Так было всегда. Мы с ней привыкли к этому, и вдруг — бах! Мы однажды вместе подумали. Сразу. Вмиг об одном и том же. Испугались. А отчего — не знаем. Мы сильно испугались. Нам показалось что-то. А что — неизвестно. Мы ничего не поняли.

— А я тут при чем? — говорю.

— А ты подумай, — она говорит.

— Ерунда, — говорю. — Я здоров. Никогда, — говорю, — у меня так не было, чтоб я вместе с кем-то подумал. А если бы даже я и подумал, то что ж? Не пойму, что же в этом такого?

— А ты подумай, — она говорит.

Я стал думать. Что-то смутное стало ко мне приходить, уходить, возвращаться и расплываться в тумане. Но четкого ничего не было. Такого, чтоб я все понял.

Мы были с ним. Он говорит:

— Я однажды работал. И вдруг упал. Потом встал и сейчас же решил, что на улице праздник. Я перепутал год и месяц и очутился совсем в другом мире. Теперь скажи, что за мир это был? Я потом отошел и вспомнил. И все снова пошло как прежде. И, как видишь, снова прекрасно. Я знаю, какой сейчас год и месяц.

— Что за чушь? — говорю.

— Вот именно, — говорит он, — чушь. Не иначе. Но все же.

И он на меня смотрит. Как будто бы я нездоров. И я тоже смотрю, и мне кажется, что он ну, в общем, нездоров. А потом ничего. Все нормально. Я улыбнулся. И вышел на улицу. И ничего. Иду себе по улице. Дождь идет. И я иду. Все, в общем, в полном порядке. Потом я снял шляпу и так держу шляпу в одной руке, а другой рукой машу, иду себе.

Я шел совершенно спокойно. И рукой я махал не просто так. Я не совсем дурак. Я кое в чем смыслю. Я знаю, зачем я махал рукой. У меня так часы заводятся. Они от махания заводятся. У них подзавод, если хотите знать. Баланс амортизирован. Вот. Ну не в этом дело. Я шел. Вот так я и шел. И дождь лил на мою непокрытую голову.

И ко мне пришли мысли такие.

Как будто бы я сейчас должен уехать. Ну, не сейчас, конечно. А вообще. Мне, правда, некуда было ехать, вернее, не нужно было ехать, но ведь бывает, знаете, хочется ехать. Что с этого? Я считаю, ничего предосудительного, в конце концов. А что мне люди сказали, так все чушь, ну, ей богу, чушь, глупость! И к чему все и зачем и ой, Господи!

Будто правда уж все, что они говорят. Как они могут знать? Они себе в голову не залезут? Не залезут. А ко мне в голову залезут, что ли? Тоже не залезут. Никто, абсолютно никто не может залезть никому в голову…

Потом увидал карусели: слоны, кони, музыка, два-три жирафа. И дети, и взрослые. Крутятся, крутятся… иии-эх! Хорошо!

Я прошел мимо. И детство вспомнил. Был садик. И там я в песочке рылся. Ведерко наполнял и сыпал на голову Петьке. Как вспомню! Скандалы. И наши мамы. Конфет не дают. Мороженое не покупают. Петькина голова совершенно вся в песке. Меня ругают. Его уводят. Потом он выходит чистый с неправдоподобно вымытой головой. Мама его говорит мне: «Ты мне смотри, только вздумай, попробуй, вас много, его голова уже вымыта…» Я прячусь в угол и дико смотрю на его удивительно чистую голову, и долго думаю о себе, о своей голове. Вспоминаю школу, Анну Палну, Марью Салну, Инну Унну, Канну Исидоровну, канюченье, выучивание, замалчивание…

Вот так, вспоминая, махал я рукой, и часы мои заводились.

Я подошел к своему дому. И ничего не случилось на моем пути, ровным счетом ничего! Хотя вы, вероятно, рассчитывали, что произойдет нечто. Тут вроде бы ничего нет такого, что бы могло заинтересовать читателя. Но как бы не так! — скажу я вам — как бы не так! Вот что я вам скажу.

А вот один заявляет во всеуслышание:

— Кончайте этот бред! Так мы с вами не пойдем! Возьмите свой роман и повесьте его на гвоздик там, где он нужнее!

Я нарочно привожу его слова, чтобы обратили на них внимание. Я для того их привел, чтобы каждый дал бы ему по экземпляру моего несравненного романа, и пусть он идет с ним туда, куда он так настойчиво стремится, и пусть сидит там до тех пор, пока все экземпляры моего несравненного романа не уйдут на его необходимые в таком месте нужды. Его место там с моим романом! Пожелаем же ему здоровья, выдержки и созидательной работы!

Ах, почему я не дорожу своим романом, позволяя вешать его на гвоздик и давая возможность… я вас понял!

Я не даю ему никакой возможности, никакой возможности! Куда вы денете свои экземпляры, зависит от вас, а у меня не книжный магазин!