Избранные эссе

Может быть, это и умаляло бы нравственный смысл соловьёвских актов самоотречения, если бы всё же по существу эта оценка не делалась Соловьёвым ретроспективно. С другой стороны, каждый раз когда русский дух отступал от христианского направления самоотречения и возвращался к тем или другим формам язычества, он обнаруживал полную несостоятельность. Он как бы кренил заданную историческую линию и не следовал истинному пути. Ведь так это было и в эпоху самого Соловьёва «ложный патриотизм подменил законные требования национальности — национализмом: это всё равно, что подменить понятие личности эгоизмом». (Соловьёв) «И в этом ложном уклоне выявляется всё грешное, что свойственно России, а именно — православие воспринимается как бытовой атрибут народа, государственная власть утверждает себя как глава Церкви, национальный эгоизм провозглашается единой разумной политической доктриной. Соловьёв не только знает, эти ложные уклоны, для него ясна и подлинная задача России: «Цель России в более прямой и всеобъемлющей службе христианскому делу, для которого государственность и мирское просвещение — суть только средства. РОССИЯ В МИРЕ ИМЕЕТ РЕЛИГИОЗНУЮ ЗАДАЧУ… Для этого необходимо отречься от церковной исключительности, необходимо свободное и открытое общение с церковными силами Запада».

Значит вот он, грядущий, спасительный акт самоотречения, нужно отречься от своей церковной исключительности! «Если мы верим во внутреннюю силу Восточной Церкви и не допускаем, что она может быть… (пропуск в рукописи)…, то мы должны желать общения с Западом. Самоотречение вселенское, православное дело, оно и наше русское дело. Вселенское дело Божие вполне согласно с лучшими особенностями русского народа. Святая Русь требует Святого Дела. Оно духовное примирение Востока с Западом, в богочеловеческом единстве вселенской Церкви».

Для того чтобы понять эту мысль Владимира Соловьёва, что в Богочеловеке Христе соединились три служения — первосвященническое, царское и пророческое (и ещё иное триединство), надо помнить о Триединстве Троицы — Отца, Сына и Святого Духа. И то и другое должно иметь реальное воплощение в историческом процессе. Для Соловьёва несомненны первосвященнические права, осуществлённые римским престолом, престолом Первоапостола Петра. Для Соловьева несомненен отпад Восточной Церкви от римской вселенской, кафолической. Восстановление этих первосвященнических прав, признание их, отречение от своей обособленности, вхождение в лоно кафолической Церкви, — вот в чём видит Соловьёв акт самоотречения, задача стоящая в новейшем периоде русской истории. С другой стороны, идея Святой Руси является идеей Православного Царства. Царское служение Христа является символическим в миссии русского народа. Пророческое служение Христа требует от истории воплощение свободного слова, свободной общественности: «Христианская Россия подражая самому Христу. Должна подчинить власть государства, царственную власть сына, — авторитету Вселенской Церкви, священству Отца и отвести подобающее место общественной свободе, — пророческому действию Духа. Русская идея, исторический долг России, требует от нас признания непрерывной связи с вселенским семейством Христа и обращение всех наших национальных дарований, всей мощи нашей Империи, на окончательное осуществление социальной Троицы. Где каждое из ТРЁХ главных органических единств — Церковь, Государство и Общество — безусловно свободно и державно, но не в отъединении от двух других (поглощая и истребляя их), но в утверждении безусловной внутренней связи с ними. Восстановить на земле этот верны образ Божественной Троицы — вот в чём Русская Идея!» (Соловьёв «Русская идея»).

Я уже говорила о неисторических подходах Соловьёва к подходам историческим, но какова бы ни была степень его чисто метафизического толкования русской истории, всё же основные факты, толкуемые им символически он неизбежно берёт из действительности.

Трудно и даже, может быть, не нужно критиковать по существу «Русскую идею» Соловьёва. В ней как и во всякой чисто умозрительной схеме, многое определяется изначальным заданием автора, т. е. потребностью найти ответ на мучащие его самого вопросы. Я уже говорила, что для понимания его построений необходимо принять целевую и смысловую установку русского исторического процесса. Самым существенным «в тактике» русской истории он считает «тактику самоотречения», именно она спасает и уводит русский народ от гибели. И надо помнить, что это христианское самоотречение в русской истории было актом не святых и подвижников, а бессознательным актом самого народа и его власти, имело иногда обличие грешное и мирское. Именно исходя из этих двух предпосылок попробуем проверить идею Соловьёва последними событиями русского исторического процесса.

* * *