Избранные эссе. Пушкин, Достоевский, Цветаева

Однако всегда ли благодатно пробуждение? Не совершается ли во сне что-то, что только там и должно совершаться? Рост совершается во сне… И может быть, рост души тоже происходит в состоянии зачарованности. Душа должна дорасти до Пробуждения, до возможности увидеть и вынести высшую Реальность.

А пока – душа грезит. И хорошо, что грезит. Не грезят только в Гаммельне. Там, где нет ни спящих, ни восхищенных. Где все – сонные.

Восхи́щенной и восхищённой,
Сны видящей средь бела дня,
Все спящей видели меня,
Никто меня не видел сонной.

Спящие – те, кто идут за флейтой. Сонные – те, кто не выходят из Гаммельна.

Всю жизнь Марина Цветаева противопоставляла себя «сонным», Гаммельну во всех его видах. И вдруг она поворачивается всем корпусом и восстает против тех, кого воспевала всю жизнь, против тех, без кого (и без чего), кажется, и жить-то не может… Против себя же, себя самой…

Сейчас она в ужасе от того, куда заведет чара. И этот ужас, эта ее тревога – высокая тревога.

Она испугалась своей безоглядности. Испугалась перехода за черту. Испугалась того, что флейта губит детей… Почувствовала с великой силой свою ответственность за малых сих…

Однако что же делать? Глубина – это место, полное опасностей. Это незащищенность, открытость, в которой растет внутренняя мощь.

Зачарованность Вальсингама стихией была нужна его душе. Душа складывалась, создавалась заново в битве с Роком. Хорошо, что Вальсингам затих, но хорошо и то, что затихла сильная душа, не испугавшаяся Рока, не избежавшая духовного борения, творческой встречи с Высшим началом. Все на своем месте: и сопротивление материала, и подчинение его Руке Творца. Это и есть творчество. Его не было бы, если бы душа Вальсингама была робкой, не способной вместить безмерность. Его не было бы, если бы сопротивление Творцу затянулось бы и перешло в инерцию сопротивления. Творчество есть встреча с Духом. Чтобы родилось создание искусства, надо зачать от Духа. Какого бы то ни было.

Душа поэта отдана многим духам – множеству богов – вот что утверждает Марина Цветаева. Душа поэта может родить кого угодно, в том числе – чудовище. Так что же делать? Оставаться бесплодной? Одолевать в себе поэта? Одолевать волевым упорством тягу к полноте жизни? Не зачинать, не рождать…

Бог не хочет, чтобы мы оставались бесплодными. Бог не хочет Гаммельна. Он прежде всего хочет жизни.

Мир Божий еще далек от совершенства. Он полон неведомых опасностей. Значит ли это, что не надо рожать детей? И даже если бы мы наперед знали, что дети наши будут далеки от совершенства, стали бы мы их рожать или нет? Написал бы Гёте Вертера, если бы он знал о волне самоубийств, которую эта книга вызовет?

Тысячу раз написал бы, отвечает Марина Ивановна, даже если бы знал, ибо не написать не мог. Но не мог – поэт, с него и спроса нет. Поэт не отвечает. А Гёте – человек? Отвечает. Он, по мнению Цветаевой, должен был бороться с поэтом в себе и одолеть его.

Но если Гёте как человек отвечает за Вертера, то должен отвечать и Бог как Творец природы за все ее несовершенства и за всех ее тигров и скорпионов. Однако Цветаева призывает к ответственности Гёте и не призывает Творца природы. Почему? Или у природы нет Творца? И природа – слепая, глухая – не ответственна, а вот человек… Человек отвечает за все?

Это звучит гордо. Но не слишком ли гордо? Не есть ли это арелигиозное восприятие человека? При такой постановке вопроса с человека спрашивается то, что явно превосходит его возможности, – и не спрашивается то, что он действительно может, что он должен. Человек может и должен не противиться Богу, доверять Богу и дать Ему делать то, что Он хочет.

Марина Цветаева, начавшая статью с утверждения, что пишет для тех, для кого слова Бог – грех – святость существуют, продолжает ее так, будто кроме сегодняшнего состояния человеческого разума и воли ничего не существует.

Но может быть, все-таки есть высший божественный разум и воля, которые растут и зреют внутри природы, внутри высшего из природных существ – человека? И наша задача в том, чтобы растить в себе это божественное начало и не торопиться отвечать на наши вопросы, а ждать, пока оно само ответит? То есть не делать ничего от себя, а дать высшему действовать через нас… Как в художественном творчестве, где нельзя говорить ничего от себя, а надо дать сказаться через себя. Как об этом пишет сама Марина Цветаева в «Искусстве при свете совести»: