Избранные киносценарии, 1949–1950 гг.

Военная фотография 1918 года. На фоне бронепоезда стоит группа вооруженных шахтеров, а в центре их командарм — луганский слесарь Климент Ефремович Ворошилов. Рядом с Ворошиловым мы узнаем и Степана Павловича Недолю. Пронзительный паровозный гудок оживляет фотографию. Аппарат отъезжает, обнаруживая на перроне донбасской железнодорожной станции провинциального фотографа с треногой и черным ящиком и невдалеке от него группу женщин с детьми. Это жены, матери отъезжающих на фронт шахтеров. Среди них с детьми мал мала меньше стоит еще молодая Евдокия Прохоровна.

Бронепоезд медленно проходит мимо женщин, и из открытой двери вагона командарм Ворошилов говорит оставшимся на перроне:

— Мы вернемся с победой!

И когда бронепоезд уходит, открывается пейзаж разрушенного Донбасса времен гражданской войны.

Вместе с вдруг возникающей музыкой духового оркестра меняется и характер пейзажа. Празднично одетые женщины с букетами цветов уже не провожают, а встречают своих мужей — шахтеров, бойцов трудового фронта. Только что вышедшие из шахты, черные от угольной пыли, они улыбаются народу, проходя с отбойными молотками на плечах, как когда-то шли на фронт с винтовками. Гремит оркестр, идут шахтеры, молодые и старые, и среди них наш юбиляр Степан Павлович Недоля. Над головами шахтеров проплывают лозунги и приветствия первым героям стахановского движения в Донбассе.

Героев забрасывают цветами… Дождь цветов закрывает экран.

Кремль. Вокруг Сталина и членов Политбюро сидят знатные шахтеры нашей страны. Люди пытаются сидеть неподвижно перед фотоаппаратом, но их взволнованные взгляды невольно обращены в сторону вождя народов, разговаривающего со Степаном Павловичем Недолей.

С т а л и н. Так вы говорите, товарищ Недоля, что вам сорок восемь лет?

Н е д о л я. Сорок восемь, товарищ Сталин… в июле стукнет.

Х р у щ е в. И из них, товарищ Сталин, тридцать семь лет на шахтах Донбасса!

Н е д о л я. Точно, Никита Сергеевич… три дюжины лет.

С т а л и н. Такие годы надо считать уважительно, не на дюжины, а по одному, — почетные это годы! Чего же бы вам сейчас хотелось, товарищ Недоля?

Н е д о л я. У меня теперь все есть, товарищ Сталин, и пожелать нечего!

С т а л и н. А вот это не совсем хорошо. Разве могут жить люди без желаний?

Х р у щ е в. Есть у него, товарищ Сталин, одно желание, да вот умалчивает.

Н е д о л я. Какое?

Х р у щ е в (напоминая). А про «полтинник» забыл?

Н е д о л я. Ну это так, Никита Сергеевич… к слову пришлось, не стоит и вспоминать.

С т а л и н. А все-таки?

Н е д о л я. Есть, конечно, у меня желание, товарищ Сталин, и даже большое, да только… никто помочь не сумеет.

С т а л и н. А все-таки? Чего именно вы хотите?

Н е д о л я. Дожить я хочу, товарищ Сталин, как у нас шахтеры говорят, до «золотого полтинника».

С т а л и н. А это что за полтинник такой?

Н е д о л я. Пятьдесят лет работы на шахте.

С т а л и н. Действительно золотой. Значит, через тринадцать лет мы с вами будем праздновать пятидесятилетний трудовой юбилей почетного шахтера товарища Недоли! А? Будем! Вот вспомните мое слово!

И когда товарищ Сталин, улыбаясь, заканчивает фразу, неожиданно вспыхивает магний. Так был зафиксирован снимок, висящий сейчас на стене зала, где чествуют почетного шахтера Степана Павловича Недолю.

Юбиляр стоит у стола. Гремит духовой оркестр. Гремят аплодисменты. А смущенный старик только кланяется присутствующим на все стороны.

Постепенно все стихает, и парторг продолжает свою речь:

— Сбылось предсказание товарища Сталина! Дожил Степан Павлович, дожил до своего «золотого полтинника». Только вспомним, товарищи дорогие, какие же это были для нас годы? Был среди них горький сорок первый год, когда покидали мы родной Донбасс, и был тысяча девятьсот сорок третий!.. Осень… Сентябрь…

И возникает новая фотография.

Донбасская железнодорожная станция со следами недавних боев и пожарищ. На путях, против обломков разрушенной станции, стоит эшелон. На деревянных дверцах теплушек мелом выведено: «Красноармейск», «Чистяково», «Боково-Антрацит» и т. д. На переднем плане — генерал-лейтенант Хрущев пожимает руку Степана Павловича Недоли. Фотография оживает, и сразу становятся слышны гул голосов, гудки паровозов и звуки духового оркестра.

Х р у щ е в. Из Караганды?

Н е д о л я. Из Караганды, Никита Сергеевич!

Х р у щ е в. Видел, что здесь враги наделали?

Н е д о л я. Глаза бы мои лучше не смотрели — живого места не осталось…

Х р у щ е в (улыбаясь). Что же теперь будем делать, Степан Павлович?

Н е д о л я. Восстанавливать начнем, Никита Сергеевич, я так думаю. А? Рук своих не пожалеем, а будет наш Донбасс такой же, как и раньше был!

Х р у щ е в. Нет, таким он не будет! Не должен быть таким! Богаче и красивее должен быть и будет наш родной Донбасс! Нам, Степан Павлович, вся страна помогает! Вот война еще не кончилась, а, гляди, сколько составов с техникой да материалами шлют нам на подмогу ленинградцы, кузбассовцы, москвичи. Да! Не голыми руками, как когда-то, после гражданской войны, будем восстанавливать мы Донбасс. И станет он и могуче и краше!..

Опять гремят аплодисменты.