Ш е р в у д. Здесь, в Альтенштадте, на вашем берегу.
К у з ь м и н. Может быть, он жив. Как его фамилия?
Ш е р в у д. Краус, Хельмут Краус.
К у з ь м и н. Где-то я слышал эту фамилию.
Ш е р в у д. Что вы говорите?
К у з ь м и н. Успокойтесь, разумеется, мы поможем вам.
Появляется Хилл с бокалом в руках. Шервуд отходит.
X и л л. Никита Иванович, не заглянуть ли нам в нашу курилку?
К у з ь м и н. Всегда рад.
X и л л. Никита Иванович, я давно хотел поговорить с вами. Вы здесь развернули дьявольскую работу, восстанавливаете все школы, печатаете новые учебники. На кой вам чорт все это нужно? Да неужели вас в самом деле интересуют немцы и их судьба?
К у з ь м и н. Да! Меня в самом деле интересуют немцы и их судьба.
X и л л. Хм, а мне лично на них наплевать. Ведь вам же приходится чертовски много работать! Когда же вы будете отдыхать? Ведь жизнь уходит, когда же вы будете жить?
К у з ь м и н. Видите ли, Джемс, это все зависит от того, как понимать слово «жить»!
X и л л
Оба оглядываются на крики и голоса журналистов.
Хилл, смеясь, поднимается.
Американские гости с шумом выходят из дверей кабины… Шервуд подходит к Кузьмину.
Ш е р в у д
Шервуд передает Кузьмину розу и сходит на берег.
Стихает песня.
Сад у дома Дитриха.
Кузьмин, взяв Вальтера под руку, подводит его к садовой скамейке.
К у з ь м и н. Скажи мне, Вальтер, кроме тех стихов, которые ты читал на открытии школы, ты еще знаешь какие-нибудь? Про птиц, про природу
Играет с котенком, дразня его розой.
Вальтер напряженно припоминает.
В а л ь т е р. Про цветы? Слушаюсь, господин майор!
К у з ь м и н. Спасибо, Вальтер. Но есть ведь и совсем другие стихи на свете. Хочешь, я тебе прочту:
Во время чтения Кузьмина в глубине сада появляется Дитрих. Он внимательно слушает.
В а л ь т е р. Кто написал эти стихи?
К у з ь м и н. Гейне. Был такой немецкий поэт Генрих Гейне.
В а л ь т е р. В первый раз слышу, господин майор.
Дитрих задумчиво уходит во флигель.
Комната во флигеле. Сидят Эрнст Шметау и Эльза. Входит Дитрих.
Э л ь з а. Что с тобой, папа?
Д и т р и х. Ничего. Просто я не совсем понимаю его.
Э л ь з а. Кого?
Д и т р и х. Господина майора… Только что он читал Вальтеру стихи… Гейне «В красавицу розу влюблен мотылек».
Дитрих, Эльза и Шметау.
Ш м е т а у. А вы начинаете влюбляться в русских, папа!
Д и т р и х. Не говори глупостей! Я пытаюсь их понять.
Ш м е т а у. Когда начнется война, американцы повесят вас на первой сосне! Если бы вы отдали американцам ваши патенты оптики, они бы поставили вам золотой памятник при жизни… Но вы собираетесь передать их русским.
Д и т р и х. Я всегда, Эрнст, считал, что у тебя в мозгу максимум две извилины…
Ш м е т а у. Вы выслуживаетесь перед русскими…
Д и т р и х. Негодяй!
Ударяет Шметау по лицу.
Эльза испуганно закрывает окна и двери, чтобы шум ссоры не был услышан Кузьминым.
В саду Кузьмин и Вальтер на скамейке.
К у з ь м и н
Вальтер молчит, затем отвечает смущенно:
— Я вам не скажу.
К у з ь м и н. Это твое дело, как хочешь!
Подходит взволнованный Дитрих.
Д и т р и х
Плакат с портретом Дитриха. Надпись над портретом: «Голосуйте за кандидата на пост бургомистра города Альтенштадта от социалистической и коммунистической партий и христианского союза».
Маленький митинг.
Фишер, яростно размахивая руками протестует против чего-то.
Толпа у ратуши, возбужденная, оживленная. Над толпой выборные плакаты, с балкона говорит социалист.
Урна. Опускаются бюллетени.
Дощечка на двери:
Дитрих, опрятно одетый, выбритый, сидит за столом бургомистра, смотря на лежащие перед ним карманные часы и слушая их звон.
Дитрих, задумавшись, что-то вспоминает. За его спиной медленно открывается дверь. Входит его сын — Курт Дитрих.
К у р т. Вы меня звали, отец?
Дитрих захлопывает крышку часов.