Журналисты впиваются в текст листовки, перешептываются, пожимают плечами, не могут скрыть удовольствия.
К у р т
Наступает тишина.
Кузьмин поднимается на кафедру с фашистской листовкой а руках.
К у з ь м и н. Дети! Вы нашли у себя на столах вот это фашистское воззвание. Здесь написано
Курт еле сдерживает свое волнение.
Вальтер закусил губу.
Учителя удивленно раскрыли рты.
Лица школьников полны напряжения.
К у з ь м и н
Томительная пауза.
К у з ь м и н
Под его взглядом учителя начинают рвать фашистские листовки.
К у з ь м и н. …как это делают наши американские гости.
Американские журналисты нехотя рвут листовки.
Джанет Шервуд, разрывая листовку, с восхищением смотрит на Кузьмина.
К у з ь м и н
Школьники начинают рвать листовки.
Вальтер, кусая губы и сдерживая слезы, машинально рвет листовку.
На горизонте рушатся взрываемые здания военных заводов.
Немцы, работающие на разборке заводов, наблюдают за взрывами.
На развалинах лозунг: «Включайтесь в воскресники!»
Ш у л ь ц. Спокойно, господа! Это взрывают артиллерийский завод. Не отвлекайтесь от работы!
Начинает отбрасывать камни.
На участке, где укреплен лозунг «Все принимают участие в добровольном труде», работают двое: Шметау и какой-то оборванный старик.
Старик, отбросив камень, хватается за поясницу и, болезненно вздохнув, садится на камни рядом с расположившимся только что на отдых Шметау.
Шметау брезгливо отодвигается.
Старик — это мнимый Краус. Убедившись, что кругом никого нет, он обращается к Шметау:
К р а у с. Господин Шметау!
Шметау удивленно смотрит на Крауса.
Ш м е т а у. С кем имею честь?
К р а у с. Не узнаете?
Ш м е т а у
Ш р а н к. Тише, моя фамилия Краус!
Ш м е т а у. Вас просто узнать нельзя!
Шранк
Ш м е т а у
Шранк вынимает потрепанную бумажку из кармана пальто и передает Шметау.
Шранк. Вот документы. В концлагере Альтенштадта.
Ш м е т а у
Ш р а н к. За критику фашизма. Я пытался с ними бороться…
Ш м е т а у. Не волнуйтесь, все уже прошло. Я так счастлив, что вы живы. Мне теперь будет легче. Есть какие-нибудь указания?
Ш р а н к. Сделайте все, чтобы сорвать демонтаж русскими оптического завода, не допускайте, чтобы его взорвали.
Ш м е т а у. Простите, вы — один или у нас есть связи?
Шранк и Шметау. Мимо проходят работающие на воскреснике.
Ш р а н к. Моей дочери посчастливилось убежать от нацистов в Америку…
Ш м е т а у
Ш р а н к. Этого я еще не знаю…
Кузьмин и американские гости спускаются по каменным ступеням набережной к стоящему у пристани катеру Кузьмина.
К у з ь м и н. Прошу!
Группа гостей входит на палубу катера.
Катер медленно идет по Эльбе.
С берега доносится хор мужских голосов, поющих песню. Палуба катера. Кузьмин и Шервуд выходят из двери каюты. Слышны смех и звон посуды.
На палубе тихо, слышен далекий хор мужских голосов:
Ш е р в у д
К у з ь м и н. Они воевали несколько лет… У каждого из них на родине остался дом, любимая работа… семья… мать…
Ш е р в у д
К у з ь м и н. Что с вами?
Ш е р в у д. Я потеряла отца в эту войну. Двенадцать лет назад мне посчастливилось спастись от нацистов и бежать в Америку… Я — бывшая немка. Но мой отец остался в этом аду. Он, наверное, погиб…
К у з ь м и н. Где он жил?