Избранные произведения

Для муз и для себя пою. Кого ж на свете
Могли бы радовать простые песни эти?
Все ищут выгоды, презрев порою честь,
Хватая лишний грош. В том смысл, конечно, есть.
Что толку от стихов? Одни пустые звуки!
Ведь только богачу дается счастье в руки.
Он всё имеет: власть, и деньги, и чины.
Речист, красив. Ему все уступать должны.
Затем и золото повсюду хвалят хором.
Поэт же одинок, играет за забором
С кузнечиками в лад, когда в лугах они
Приветствуют июль и солнечные дни.
Но все ж грядущие оценят поколенья
Часы моих трудов и ночи вдохновенья.
За равнодушие теперешних времен
Посмертно буду я с лихвой вознагражден.
Давно заботится прекрасный сын Латоны,
Чтоб уцелел мой прах, потомством сбереженный.

Пусть до простых людей и не дошел мой глас,

О музы, к вам меня уже вознес Пегас,
Вас буду вечно чтить, вы для меня родные,
И я иным путем иду, чем остальные.
Вы отличить меня сумели на века
И, из толпы изъяв, взнесли под облака.
Отсюда вижу я — спокойно, слава богу, —
Тщету людских надежд, ошибки и тревогу.
Иду за вами вслед, о золоте забыв,
Что жемчуг мне, хоть он и дорог и красив?
Не стоит доверять ценою дорогому.
Сперва оно с тобой, потом уйдет к другому.
Люблю поэта труд. Пусть зависть, гнев тая,
Провалится, чтоб мог еще при жизни я
И позже заслужить людское одобренье,
Хоть что-то сохранить от тьмы уничтоженья.
Вас, музы чтимые, мольбы мои зовут.
О, помогите мне начатый кончить труд!

И рыбам в силах вы дать голос лебединый,

О, Зевса дочери, род славный и старинный,
У грозного отца, на небе, за столом
На пиршестве богов в чертоге золотом
Приятным голосом под струн своих звучанье
Ведете о былых вы днях повествованье,
О том, как Энкелад, Мимант, Ред и Тифон,
Всесильный Бриарей, гигант Порфирион[135]
С другими братьями пытались взять чертоги,
Где издавна блаженствовали боги,
И, горы взгромозди, добрались до высот,
Таранами дубов стуча в щиты ворот.
Но тщетно. Хоть и был ужасен натиск рьяный,
Бессмертным ли страшны восставшие титаны?
Вот Марс с мечом в руке, в доспехах боевых —
И сталь их гладкая, вся в отблесках живых.
Вот рядом с ним Вулкан и грозная Юнона,
Паллада со щитом у царственного трона,
Прекрасный Аполлон, величьем осиян,
Он в битве до конца опустошил колчан.
Юпитер, наконец, разгневанный и ярый,
Взял в руки молнии, громовые удары,
Что бьют без промаха и недруга разят,
Хотя б сквозь пласт земли он скрылся в самый ад.
Ударил громом он, и молниею длинной
Самоуправцев сверг в глубокие низины,
Где придавили их обломки грузных гор,
И там они лежат в могиле до сих пор.
Богам поете вы. В дни мира золотые
Приятно вспоминать опасности былые.
Восславлено добро. Коль не воспеть его,
Как подлость скрытая, оно для всех мертво.
От матери, друзей уж не одну Елену
Далеко увезли, тая в душе измену.
Не первым за жену вступился Менелай,
И Агамемнон вел ладьи в далекий край.
Не раз разрушена в веках бывала Троя,
И Гектор не один пал смертию героя.
Но этих подвигов совсем не знает свет
Затем, что не воспел их ни один поэт.
Хотя Гомер стяжал немеркнущую славу,
Последующий век поет свое по праву.
Стихом соперники в Элиде почтены,
И олимпийские воспеты бегуны.[136]

Кто мог бы Турна знать с его обличьем гордым,

Камиллу смелую иль Лавса с духом твердым,
Палланта и раздор в Италии племен,
С троянским сходственный, когда бы не Марон?[137]
Не менее славны, не менее воспеты
И те, кого давно латинские поэты
Почтили песнями, что золота ценней.
О том же могут петь поэты наших дней.

Мне зависть говорит: «Ты, стихотворец, знаю,

Богатым хочешь стать». — Нет, ведьма, не желаю.
Когда б мне ничего не завещал отец,
И бедность не умел терпеть я, наконец,
Мышковский Петр[138] добром делился бы со мною
И щедрою всегда мне б помогал рукою,
Но не затем, чтоб я был лишь одним из слуг
Иль ехать на коне мог в свите через луг,
А лишь затем, чтоб я, нуждой не угнетенный,
Свободно пел и чтил лишь творчества законы.
Об этой милости, о сестры,[139] надо вам
Правдиво передать грядущим временам,
Да и ему сказать, что ждет его награда.
Нам похвалу, себе при жизни слышать надо.
А я вам приношу смиренно дань свою
И благодарно жизнь вам в руки отдаю,
Чтоб в день, когда душа земле оставит тело,
Как пламень, мысль моя сквозь облака летела.