Избранные произведения

Когда за столом в доме плоцкого епископа Мышковского пили за чье-либо здоровье, он всегда просил, чтобы тост поднимали сидя; но, если все-таки требовалось вставать, то пусть по крайней мере встают только те, кто пьет и за кого пьют, ведь как-никак, у них имелась причина для вставания. «Но, — сказал он, — когда пьют двое за здоровье друг друга и в это время встанет третий, то это должно будет означать то же самое, как если бы он произнес: „Выпейте за мое здоровье“».

И важному пану не все прощается

Коронный канцлер Оческий всегда сердился на того, кто, кушая за его столом, грязнил скатерть. Пан Вольский, черский каштелян, обедая у канцлера, случайно обронил несколько капель вина на стол. Хозяин, как обычно, дал понять, что ему это не нравится. Тогда пан Вольский, приказав своему мальчику-слуге положить на стол грош, сказал: «Пусть отдадут прачке, чтобы выстирала скатерть».

Пища не по вкусу

Один ясновельможный пан, побывав в Риме, подарил кардиналу своего слугу, татарина Баранчуха. Когрда, несколько лет спустя, встретил татарина в Риме знакомый и спросил его, как он живет, тот ответил: «Плохо: ем траву, как баран», желая сказать этим, что ему не по нутру итальянский салат.

О том же

Один поляк, первый раз в своей жизни отправляясь учиться в Италию, пробыл там лето, а зимой приехал обратно домой. Когда его отец спросил, почему он так скоро вернулся, ответил: «Всё лето меня кормили травой, и я боялся, что зимой начнут кормить сеном».

Памятливый король

Король Сигизмунд имел такую привычку: когда он мыл руки, то перстни со своих пальцев давал держать кому-либо из придворных. Однажды, садясь за стол, он вспомнил, что не получил их обратно, а тот, кому он их дал, не напомнил ему о них.

Год спустя, король снимал свои перстни с пальцев перед умыванием; а за ними протянул свои руки тот придворный, которому король передал свои первые перстни. Но король отдернул руки, говоря: «Подайте мне вначале те перстни, которые я вам давал держать год тому назад».

Не очень-то фамильярничать с большим паном

Тот же Король Сигизмунд никогда не садился за трапезу один и всегда приглашал какого-нибудь пана или несколько панов составить ему компанию. Ксендз Наропиньский знал об этом и, как правило, не дожидаясь приглашения, первый садился за королевский стол. Желая проучить бесцеремонного ксендза, король спросил его как-то перед обедом, в тот самый момент, когда Наропиньский усаживался за стол: «Ксендз Наропиньский, а вы мыли руки?» — «Да, милостивый король». — «Отлично, теперь ступайте домой обедать».[217]

Королевское остроумие

Тот же король Сигизмунд играл в карты. На руках у него оказалось два короля, но он заявил, что у него их три. Когда игроки его спросили: «А третий где?» — он ответил: «Третий король это я!» — и снял банк.

Ненадежный должник

Архиепископ Гамрат был человеком расточительным и, как водится в таких случаях, имел много долгов. Когда ему напомнили о кредиторах и посоветовали подумать о предстоящих платежах, он на это ответил: «Хватит с меня и того, что я долго думал, где достать денег, а теперь пусть мои кредиторы думают, как я смогу с ними расплатиться».

О том же

Архиепископ Гамрат был должен X... определенную сумму. Когда X. . . потерял надежду, что сможет получить свои деньги обратно, он решил каждый день приходить к архиепископу на обед. Если его спрашивали: «Куда идешь?» — он отвечал: «Иду свои пятьсот злотых отъедать у архиепископа Гамрата».

Лжецы

В Польше, сказал Станьчик, нет наибольших лгунов, чем архиепископ Гамрат и краковский епископ Мачеевский. Первый утверждал: «Всё знаю», а не знал ничего; другой же говорил: «Ничего я не знаю», а всё знал.

Неожиданный ответ

Один какой-то сельский шляхтич через несколько недель после женитьбы застал жену в постели. Она ждала ребенка. Снимая плотно зажатые на окнах ставни, он начал нервничать. А жена на это: «Успокойся, — говорит, — успокойся, ведь не твой же».

Монахи и жена

Семеньский, из Радомской земли, жил недалеко от сечеховского монастыря. О нем говорили, что он был очень ревнив. Однажды в его доме кто-то умышленно завел разговор о набегах татар. Каждый, выражая тревогу, стал высказывать мнение, куда можна укрыться с детьми и женой. Спросили и Семеньского: «А ты куда со своей?» Сидящий с ним рядом подсказал: «Да некуда, кроме как в монастырь», на что Семеньский ответил: «Кто его знает, кому в таком случае придется обороняться первым: татарам от стен или монахам от жены».

До судного дня