Читаем Избранные произведения полностью

Хоть гоненья и обиды испытали мы сполна.


От богатых одеяний пусть избавит нас аллах,


Для Джами хырка подходит, грубошерстна и бедна.



81


Уста ее пьяней вина, и я вино в волненье пью.


Разлуки проклиная дни, я не вино — томленье пью.


Печали этой нет сильней — изглодан мукой до костей,


Тоску безмерную свою в бессильном исступленье пью.


Не отвлекай меня, прошу: своей любимой я служу.


Пьян без вина, едва дышу, в тревоге и в. смятенье пью.


Неспешно пьют друзья кругом, о том беседуя, о сем, —


Я вспомню терпкие уста и вновь без опьяненья пью.


Одной любовью опьянен, я отвергаю небосклон,


Пусть, словно чаша, полон он, ведь я без утоленья пью.


И если б вдруг Лайли вошла, Маджнуна чару поднесла,


Не удивился я тому, ведь я без отрезвленья пью.


Сказала роза мне при всех: «Джами, вот чаша, пить не грех!»


И кубок с розовым вином я, преклонив колени, пью.



82


Звенит томительно рубаб, и винных струй звучанье в нем,


И до бесчувствия струна меня глушит своим вином.


Я чашу страждущему дам, но рядом пить не сяду сам:


Впиваю я ушами звон, как будто припадаю ртом.


Зачем мне этот небосвод, где солнце, словно ковш, плывет?


Остатки на пиру любви испил бы лучше я тайком.


Знай, я по горло пьян и сыт слезами собственных обид


И сердце бедное мое — кебаб, сжигаемый огнем.


Ты обещаешь, ты сулишь... Но ты обманный морок лишь,


Родник в пустыне, занесен сыпучим, медленным песком.


Не говори: «Вино спасет и боль разлуки унесет».


Знай, без тебя не хмель, а яд единым выпью я глотком.


Без нежных губ я изнемог, рот пересох, свидетель бог


Вино как воду пьет Джами, не находя забвенья в нем.



83


Благословляю ветерок, он посетил твой ранний сад,


Донес он утренней порой моей любимой аромат.


Хочу я превратиться в прах, чтоб у прохожих на стопах


Пробраться в дом твой, и в углу я притаиться буду рад.


Мечтаю я к твоим стопам припасть усталой головой,


Дай мне забвенье и покой, не надо мне других наград.


Еще молю я об одном: ударь меня литым клинком,


Пусть стрел летучих острия меня безжалостно казнят.


Из нити жизни и тревог сплету узорчатый шнурок,


К нему я сердце привяжу, чтоб ты украсила наряд.


Ту сладость, что туба дает и золотой пчелиный мед,


Я обрету, увидя стан, с которым кипарис равнят


Зачем Джами михраба свод — густых ресниц он видел взлет,


Пред аркой сросшихся бровей священным трепетом объят.



84


Я не шейх, не отпрыск шейха. Всемогущему хвала,


Я, друзья, не святотатец, не мюрид и не мулла.


Мой приятель-виночерпий просветить сумел меня,


И не верю я муршидам, порожденью лжи и зла:


Ведь муршид меня заставит, покаянья дав обет,


Отстранить хмельную чару, что красоткащоднесла.


Много раз как правоверный посещал я медресе,


Но любви не видел к ближним: там слова, а не дела.


Среди тех, кто обещанье помогать друг другу дал,


Не осталось бескорыстных, чья душа была светла.


Не беда, что ты к святыне в путь отправился пешком, —


Нелегка твоя дорога, лишь бы правильно вела.


Веселись, Джами беспечный, выпей чашу дней своих, —


Их судьба, не поскупившись, щедрой дланью налила.



85


На сердце у меня клеймо, я душу пламенем ожег,


Ум обездолен — честь свою от грабежа не уберег


Ты мне сказала, что любим тобою некогда я был,


Но почему же «был», скажи, — ведь я всё тот же, видит бог!


Мне говорят: «Любовь пройдет, на убыль красота идет».


Но ты прекрасней с каждым днем — и от любви я изнемог


Окован звеньями кудрей, я обезумел от цепей —


Отныне жить мне суждено в плену сомнений и тревог.


Я отдал душу в плен слезам, терзанием измучен сам,


И слово каждое мое тягчайший исторгает вздох.


Несчастья хочет мне она, моя надменная луна.


Вся жизнь загублена сполна, смерть подвела всему итог.


Колдунья, боль моей души, разбой свой дерзкий доверши, —


Напала на Джами в тиши, оборониться он не смог.



86


Мне и возле Каабы всё дворик мерещился твой,


Я лицо твое вспомнил, плененный святынь красотой,


А когда я увидел, как черен Каабы покров,


Я к твоим волосам потянулся желанья рукой.


Я с молитвою взялся за храмовой двери кольцо,


Но о кольцах кудрей моей милой молился с тоской.


Я лицо обратил в твою сторону даже тогда,


Когда лица других повернулись к Каабе святой.


Вкруг Каабы ходил, меж священных холмов пробегал, —


Лишь тебя я искал на тропе и прямой и витой.


На горе Арафат до заката молилась толпа,


Я же весь этот день разговаривал только с тобой.


К исполнению молений стремились в долине Мина,


Но Джами лишь к тебе, лишь к тебе устремлялся душой.



87


Пока я в объятьях твоих — засыпать не буду,


Пускай обезглавят меня — отступать не буду.


К сокровищам чудным путем мы доходим трудным:


Я действовать стану и праздно мечтать не буду.


Лишь стража тебя окружает, но я отныне


От стражей твоих ни на пядь отставать не буду.


Меня ты убить обещала... Ну что ж, не медли,


Я жду этой смерти — защиты искать не буду.


Ты стала мне раем земным — так зачем удивляться,


Что рая небесного я ожидать не буду.


Коль мерить влюбленных в тебя высотой их страсти,


Я выше любого, себя принижать не буду.


Страдать — нестерпимо, и я не хочу разлуки,


Разбился корабль, но в волнах погибать не буду


Кричишь: «Прочь с дороги, Джами!» Залечи мне раны,


И я на пути твоем больше лежать не буду.



88


Если б я на ступеньках у дома подруги прилег,


Перейти на страницу:

Похожие книги

Пять поэм
Пять поэм

За последние тридцать лет жизни Низами создал пять больших поэм («Пятерица»), общим объемом около шестидесяти тысяч строк (тридцать тысяч бейтов). В настоящем издании поэмы представлены сокращенными поэтическими переводами с изложением содержания пропущенных глав, снабжены комментариями.«Сокровищница тайн» написана между 1173 и 1180 годом, «Хорсов и Ширин» закончена в 1181 году, «Лейли и Меджнун» — в 1188 году. Эти три поэмы относятся к периодам молодости и зрелости поэта. Жалобы на старость и болезни появляются в поэме «Семь красавиц», завершенной в 1197 году, когда Низами было около шестидесяти лет. В законченной около 1203 года «Искандер-наме» заметны следы торопливости, вызванной, надо думать, предчувствием близкой смерти.Создание такого «поэтического гиганта», как «Пятерица» — поэтический подвиг Низами.Перевод с фарси К. Липскерова, С. Ширвинского, П. Антокольского, В. Державина.Вступительная статья и примечания А. Бертельса.Иллюстрации: Султан Мухаммеда, Ага Мирека, Мирза Али, Мир Сеид Али, Мир Мусаввира и Музаффар Али.

Гянджеви Низами , Низами Гянджеви

Древневосточная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги