Читаем Избранные произведения полностью

Я б уже не хотел перейти через райский порог


С кирпичом в изголовье, на голой земле бы лежал,


Златотканой парчовой подстилкой бы я пренебрег.


Мне в молельне аскет проповедует. Лучше в огне


Иноверного капища сжечь его хитрый силок!


С предначертанным свыше я соразмеряю свой шаг,


Чтоб Каабы надежд я достичь беспрепятственно мог


Что мне строки добра или зла на странице души,


Если можно прочесть то, что пишет над губкой пушок?!


Нивы мира тучны, мне же хватит пирушки хмельной


Возле поля, под тополем, там, где струится поток.


Ах, Джами, ускользнула из рук твоих верности нить.


Вероломной подруге зачем ты вручил поводок?



89


Когда же, когда я от этих страданий спасусь?


От боли, от неутоленных желаний спасусь?


Доколе нам, сердце, попреки рассудка терпеть?


Быть может, лишась его, от назиданий спасусь?


Я локоном милой опутан, но он не змея,


И разве я здесь волшебством заклинаний спасусь?


Ты каверзы строишь, кокетством терзаешь меня,


О господи, как от ее истязаний спасусь?


О добрая воля, со мной подружись, и тогда


От злой ее воли, от горьких стенаний спасусь.


О пластырь для сердца, ладонью мне на сердце ляг!


От муки сердечной, от вечных метаний спасусь.


Пригубить из смертного кубка я жажду, Джами,


И этим от крови своей возлияний спасусь.



90


Взор твой дерзкий сеет бурю среди гурий Туркестана,


Эти очи грабят турок и таджиков грабят рьяно.


Лика твоего нежнее не найти тюльпана в поле,


Стана твоего стройнее не найти в саду платана.


Спел мутриб о виноцветных лалах губ твоих, и песня


Лакомством привычным стала на любой пирушке пьяной.


Как ты сладостна! Наверно, из сосков, тебя кормивших,


Вместо молока сочился чистый мед благоуханный.


Как хитра ты! Меч вонзая, не себя винишь, а руки:


Меч подъявшие, мол, сами грех замолят покаянно.


Не могу я жить поодаль от любимых губ. О боже,


Или смерть пошли мне, или дай вкусить мне плод желанный!


У Джами пустые руки, лишь в устах мольба о благе.


Не беги, благополучный, тех, кто страждет постоянно.



91


Взгляни на улыбку любви моей


И, палец свой прикусив, онемей.


Стократ я измерил страданья путь


Арканами кос, что черней ночей.


Колечки фиалок в саду без тебя


Подобны звеньям тюремных цепей.


Будь вдвое красивей луна — и то


Померкнет она пред красой твоей.


Ты знаешь, как сердце мое болит,


Но ты не жалеешь таких людей.


На страшные муки готов Джами,


Твое равнодушье — всех мук страшней.



92


Доколе бесчинствовать, в винных витая парах,


Лить кровь на пирах и хмельной бушевать во дворах?


Я ранен тобой. Приторочь же добычу к седлу,


Чтоб за полы я не цеплялся в бесплодных мольбах.


Что требует страсть, и условье любви каково?


Бежать, привязаться к тоске о любимых устах.


Хлещи скакуна, моя всадница! Ветер, швыряй


На головы наши безумные бедствия прах!


О, как вырывался Джами из оков этих кос!


И все же, как бедный Маджнун, оставался в цепях...



93


Вешний ветер с розы дикой покрывало сбросил смело,


Тут явились винопийцы, и пирушка зашумела.


А вокруг тюльпанник вырос — это, розами любуясь,


Вмиг толпа тюльпаноликих на лужайке заалела.


«В дни цветенья роз прекрасных трезвости зарок непрочен» —


С этим мудрым изречением соглашаюсь я всецело.


Не окажутся ли ринды — развеселые бродяги —


Праведней благочестивцев, чья душа окаменела?


Не у тех, кто нижет четки, ты жемчужину отыщешь,


Ибо раковиной служат ей ладони винодела.


Соловей, над робкой розой не кружи — таких скитальцев


Толпы здесь прошли и скрылись из цветущего предела.


Только нежно, будто строчки дружеского их привета,


Под кустом багряным травка для тебя зазеленела.


В нераскрывшемся бутоне запечатано посланье


От израненного сердца, что любовью пламенело.


Жжет тоска Джами, и пламя не залить слезами.. Ливню


Не отмыть тюльпан, чье сердце от ожога потемнело.



94


Я не участвую в пирах не потому, что я аскет:


Не шумным радостям пиров, а горестям принес обет.


Нет, недостоин и атлас царя устлать дорогу к ней!


Всевышний, рвани дервиша не дай напасть на этот след!


О дерзкая! Ты не стыдись своей привычки мучить нас —


Привык не обижаться тот, кто верою в тебя согрет


Молитва у меня одна «Моя царица красоты


Да будет век ограждена от злого умысла и бед».


С терпеньем и рассудком я был связан узами родства,


Но навсегда с родней порвал, когда любви увидел свет


Пришел нейсан, и мутных вод потоком залит этот дом:


От сердца слезы поднялись к глазам, у них кровавый цвет.


Пусть чарой обнесут Джами! Одну лишь сердца кровь он пьет


Другого красного вина для сердца раненого нет.



95


Сладкоязычный попугай, тоской объят, забыт,


Когда твой рот нам истый рай земных услад сулит


Ты нами не пренебрегай — привыкли мы к тому,


Что твой, столь благосклонный, взгляд блаженство всем дарит.


Ты сердца разломай ларец, а в нем один лишь клад —


Жемчужина мольбы, что я шептал стократ, — сокрыт.


От жажды губы запеклись, хотя потоки слез


Печальный ключ очей моих, что кровь таят, струит.


В шатре желаний стан ее столбом опорным стань,


А стен края пусть черных кос тугой канат крепит.


Кто чист душой — в стране любви высокий ищет пост,


Дурному — низкий по душе, его разврат манит


Низвергла знамя мудрецов любовь, и флаг Джами


Над станом, где безумья стон и боль царят, парит.



96


Перейти на страницу:

Похожие книги

Пять поэм
Пять поэм

За последние тридцать лет жизни Низами создал пять больших поэм («Пятерица»), общим объемом около шестидесяти тысяч строк (тридцать тысяч бейтов). В настоящем издании поэмы представлены сокращенными поэтическими переводами с изложением содержания пропущенных глав, снабжены комментариями.«Сокровищница тайн» написана между 1173 и 1180 годом, «Хорсов и Ширин» закончена в 1181 году, «Лейли и Меджнун» — в 1188 году. Эти три поэмы относятся к периодам молодости и зрелости поэта. Жалобы на старость и болезни появляются в поэме «Семь красавиц», завершенной в 1197 году, когда Низами было около шестидесяти лет. В законченной около 1203 года «Искандер-наме» заметны следы торопливости, вызванной, надо думать, предчувствием близкой смерти.Создание такого «поэтического гиганта», как «Пятерица» — поэтический подвиг Низами.Перевод с фарси К. Липскерова, С. Ширвинского, П. Антокольского, В. Державина.Вступительная статья и примечания А. Бертельса.Иллюстрации: Султан Мухаммеда, Ага Мирека, Мирза Али, Мир Сеид Али, Мир Мусаввира и Музаффар Али.

Гянджеви Низами , Низами Гянджеви

Древневосточная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги