Избранные произведения

Нужно было пройти мимо, как будто не узнав его, а она

зачем-то остановилась, к себе позвала, завела такой разговор. А

он сразу же попросил денег...

Что ей теперь делать, если он через неделю опять придет за

деньгами? Не сможет же она ему отказать, раз она стала с ним в

прежний тон отношений... И он непременно придет через

неделю. Потому что все эти бывшие люди назойливы до

последних пределов. Что же, ей теперь придется прятаться от

него?

Очевидно, его знакомые не без основания бегают от него.

– О, боже мой, как ужасна жизнь!

Она прошла в кухню и сказала Насте:

412

– Настенька, если этот человек придет еще раз, не пускайте

его и скажите, что меня нет дома. Только сделайте это как-

нибудь повежливее и помягче, чтобы не обидеть его.

413

Яблоневый цвет

I

В деревне Бутово, что стоит на высоком загибающемся

берегу реки, мужики издавна сдают свои избы под дачи. И те из

них, кто строился в последнее время, приспосабливаются к

вкусам и потребностям дачников – городских жителей,

благодаря чему эти постройки уже похожи на настоящие дачки,

а не на крестьянские избы.

Только крайний от реки домик, принадлежащий ветхой

старушке Поликарповне, во всех отношениях отстал от моды.

Он покосился, покривился, крыльцо его, подпиравшееся

столбом из кирпичей, одной стороной висело над полуобрывом,

спускающимся к реке. Под этим крыльцом всегда собирались от

жары чужие собаки, которые, разрыв прохладную в тени землю,

лежали врастяжку. Когда кто-нибудь, проходя мимо, свистал им,

собаки только испуганно поднимали головы с мутно-красными

от сна глазами, потом опять растягивались.

Это крыльцо уж давно грозило обрушиться и похоронить под

своими развалинами случайных постояльцев. Да и весь домик с

отставшими от старых рам стеклами в его трех окошечках и

расшатавшиеся ступеньки крыльца говорили о полной немощи

своей хозяйки.

Ветхость домика и ветхость самой хозяйки отпугивали

дачников, и в то время, как все дачи в деревне разбирались, у

Поликарповны большею частью оставалась свободной ее

хибарка.

Каждый раз наниматели, обойдя сначала домик снаружи,

говорили владелице, что они пройдут посмотреть еще другие, и

на обратном пути, вероятно, зайдут и снимут ее хибарку. Но не

было еще случая, чтобы они заходили на обратном пути.

Было только одно достоинство этого домика: это то, что он

стоял крайним от реки на высоком известковом берегу, и с его

крыльца далеко был виден каменистый загиб берега с полосой

от разлива, проточенной в известковых камнях.

И если бы на месте этой развалюшки стояла исправная

дачка, то не было бы отбоя от нанимателей.

Каждую весну у Поликарповны начиналась тревога: каждый

прохожий городского вида заставлял с силой биться ее сердце.

414

Она старалась нарочно не смотреть на него, чтобы зря не

волноваться, но ее уши против воли напряженно ждали, не

обратится ли он к ней.

II

И вот наконец счастье пришло: из города зашел какой-то

человек в серой кепке, с полуседыми волосами и в рыжеватых

сапогах с короткими обтершимися голенищами. В руках у него

были удочки, треножник и маленький чемоданчик.

– Ну-ка, бабушка, комнатку мне откомандируй,– проговорил

пришедший.

Он, не торгуясь, снял комнату за тридцать рублей в лето и

деньги тут же отдал все вперед, вынув их из старенького

кошелька с медным ободком.

Звали его Трифоном Петровичем. На вопрос хозяйки, чем он

занимается, постоялец ответил, что он художник, приехал сюда

писать картины.

После чая перед вечером он пошел на берег и долго смотрел

на реку.

Был час, когда вода в реке почти неподвижна и зеленый

луговой берег отражается в воде с зеркальной ясностью, а

молодая трава в засвежевшем майском воздухе пахнет сильнее и

над всей окрестностью разлита предвечерняя тишина.

По лицу художника и по берегу шли радуги от вечернего

солнца, отражавшегося в воде. Постояв там, он пошел домой,

поставил треножник, а на него рамку с натянутым холстом.

– Как чудесно! – говорил он, вдыхая всеми легкими тонкий

аромат яблоневого цвета, смешанный с вечерней прохладой.

Прежде в этот час звонили к вечерне, но теперь церковь была

превращена в народный дом, и только в ограде оставались по-

прежнему яблони, которые буйно цвели почти каждую весну, и с

крыльца был виден уголок этой ограды и свешивающиеся

яблоневые ветки, осыпанные крупным белым цветом.

Художник отступил шага на два от треножника и стал

примериваться, чтобы вместе с лугами и рекой захватить уголок

ограды с яблонями.

И с этого момента каждый вечер, как только тень от

противоположного берега доходила до середины реки и

вечерние радуги, отражаясь от воды, шли по столбикам

крыльца, Трифон Петрович брался за свою картину.

415

Он был уютно-веселый и простой человек; Поликарповна с

первого же дня привыкла к нему, как к своему, и даже скучала,