Избранные произведения. I том

— Что случилось со Шримпом? — спросил Дэвис Бубеновича. — Я думал, что он не тратит время на женщин, а он все время околачивается возле этой коричневой особы. Это не значит, что я его осуждаю, она, действительно, очень уж привлекательна. Да и наш «старик» стал совсем другим.

Бубенович пожал плечами.

— Все течет, все меняется, — коротко ответил склонный к философствованию Бубенович.

Дорога становилась все труднее. Путешественникам приходилось прорубать путь через девственные джунгли ножами и топорами. Глубокие ущелья и стремительные горные потоки постоянно препятствовали их продвижению. Часто стены ущелий опускались отвесно на сотни футов, вынуждая делать длинные обходы. Редкий день был без дождя или тропического ливня.

Они шли и спали в мокрой одежде. Их ботинки и сандалии износились.

Тарзан охотился для всех, и те, кому ещё не приходилось делать это, научились есть мясо сырым. Он шёл впереди, выбирая дорогу и старательно избегая вражеских передовых постов и патрулей. Ночью они спали в ряд, согревая друг друга теплом своих тел. Один человек оставался на часах, охраняя спящих главным образом от внезапного нападения тигров. Иногда у людей могли сдавать мускулы, но моральная стойкость — никогда.

Маленькая Кета все ещё бранилась и жаловалась. Когда Тарзан уходил освобождать Дэвиса и Дугласа, Кета осталась привязанной к дереву. Она была очень возмущена этим и покусала трёх голландцев, пытавшихся подружиться с ней. С тех пор она оставалась совершенно одна, общаясь только с Тарзаном. Единственным исключением был маленький сержант Розетти. Она сама подружилась с ним, часто устраиваясь на нём, когда отряд отдыхал.

— Она, вероятно, узнает в Шримпе родственную душу, если не родственника, — сострил по этому поводу Бубенович.

Как-то путники остановились на ночлег раньше обычного, потому что Тарзан нашёл большую и сухую пещеру, в которой мог разместиться весь отряд. Вероятно, пещера ещё недавно была обитаема, так как около входа лежали обуглившиеся куски дерева, в пещере же находился запас сухих дров. Все с энтузиазмом приняли участие в разведении костра, а затем уселись поближе к нему, впитывая благодатное тепло и просушивая те части одежды, которые можно было снять с себя в такой смешанной компании.

Джерри, Бубенович и Розетти пристально рассматривали примитивную карту, которую начертил для них ван Принс.

— Здесь мы пересекли горную цепь и вышли на восточную сторону, — сказал Джерри.

Он указал пальцем на место под названием Алахан-пандванг.

— А вот тут мы снова пересечем горы. Отсюда сто семьдесят миль до берега.

— Сколько в среднем мы проходим в день? — спросил Бубенович.

— Мне кажется, мы делаем не более пяти миль по прямой.

— Я сомневаюсь, что сегодня мы сделали хотя бы эти пять миль, ибо все время шли то вверх, то вниз.

— «Прекрасная леди» доставила нас сюда за двадцать — двадцать пять минут, — сказал Розетти. — Шагая на своих двоих, мы, возможно, пройдем месяц.

— А может быть, и больше, — заметил Джерри.

— Черт возьми! — воскликнул Розетти. — Нам повезёт, если мы уцелеем и сумеем выбраться с острова.

— Но природа здесь великолепна, — сказал Бубенович. — Если бы мы не были преследуемыми японцами, то все вокруг выглядело бы для нас привлекательно и мирно.

— Это правда, — согласился Розетти. — Как-то не вяжется война с этой прелестной страной. Даже трудно себе представить, что здесь когда-нибудь раньше могли вестись войны.

— Здесь всегда были войны, вплоть до последнего столетия, — сказал Тэк ван дер Бос. — В продолжение всего исторического и даже доисторического периода. Все острова Вест-Индии почти постоянно опустошались воинственными пришельцами — вождями племён, мелкими князьками, маленькими корольками, султанами. Приходили индусы, китайцы, португальцы, испанцы, англичане, голландцы, а вот теперь и японцы. Все они приводили с собой солдат и флот. В тринадцатом столетии Кублай-хан послал флот в тысячу кораблей и с двумястами тысячами солдат, чтобы наказать короля Явы, который задержал послов великого хана и отослал их обратно в Китай с изуродованными лицами. Мы, голландцы, бывали часто виноваты и несправедливы в жестокостях против индонезийцев, но никогда ни мы, ни кто-либо другой из приходивших ранее нас не разорял страну и не вырезал народ с такой безжалостностью, как её собственные султаны. Эти вечно пьяные, безнравственные правители уничтожали своих подданных иногда просто из-за прихоти. Они забирали себе самых красивых девушек. Один из них имел в своём гареме четырнадцать тысяч душ.

— Вот дьявол! — воскликнул Розетти. Тэк усмехнулся и продолжал:

— Под властью голландцев индонезийцы впервые узнали свободу от рабства, мир и относительное благополучие. Если дать им независимость после войны с японцами, то в следующем поколении они вернутся к тому же состоянию, в котором мы их застали.

— Разве не все народы имеют право на независимость? — спросил Бубенович.