Ван Влит заплакал. Коббин и матросы, все еще бледные, сбились вокруг Пудлорака. Пудлорак стянул шапку.
Медальон на шее ведьмака сильно дрогнул, завибрировал, затрясся. Агуара сидела над девочкой, издавая странные звуки: то ли мурчала, то ли шипела. Внезапно вскинула голову, ощерила клыки. Заворчала глухо, в глазах ее разгорался огонь. Геральт не сдвинулся с места.
— Мы виноваты, — сказал. — То, что случилось — очень плохо. Но пусть не станет хуже. Я не могу позволить, чтобы ты обидела этих людей. Не допущу этого.
Лисица встала, поднимая девочку. Окинула всех быстрым взглядом. Наконец поглядела на Геральта.
— Ты встал у меня на пути, — произнесла тявкающим, но отчетливым голосом, медленно выговаривая каждое слово. — Ради их защиты.
Он не ответил.
— У меня на руках дочка, — закончила она. — Это важнее, чем чья-либо жизнь. Но ты встал на их защиту, беловолосый. За тобой я и приду. Однажды. Когда ты уже позабудешь. И не будешь готов.
Она ловко вскочила на фальшборт, оттуда на упавшее дерево. И исчезла в чаще.
В установившейся тишине раздавались лишь рыдания ван Влита.
Ветер стих, сделалось душно. Влекомый течением, «Пророк Лебеда» высвободился из сучьев, стал дрейфовать по центру речного рукава. Пудлорак отер шапкой глаза и лоб.
Матрос на носу вскрикнул. Вскрикнул Коббин. Вскрикнули остальные.
Из-за переплетенья камыша и дикого риса показались внезапно крыши изб. Стали видны сушившиеся на подпорках сети. Желтейший песок пляжа. Причал. А дальше, за деревами на вершине, широкая лента реки под синим небом.
— Река! Река! Наконец-то!
Кричали все. Матросы, Петру Коббин, ван Влит. Только Геральт и Аддарио Бах не присоединились к хору.
Молчал и Пудлорак, навалившись на штурвал.
— Ты что делаешь? — заорал Коббин. — Куда? На реку правь! Туда! На реку!
— Ничего не выйдет, — в голосе капитана звучали отчаяние и обреченность. — Штиль, корабль руля едва слушается, а течение все сильнее. Мы дрейфуем, нас сносит, сносит снова в рукав. Назад в трясину.
— Нет!
Коббин выругался. И прыгнул за борт. И поплыл к пляжу.
Вслед за ним попрыгали в воду матросы, все, Геральт не успел удержать ни одного. Аддарио Бах крепкой хваткой осадил готовящегося к прыжку ван Влита.
— Синее небо, — сказал. — Золотистый песок пляжа. Река. Слишком красиво, чтобы оказаться правдой. А значит — снова обман.
И внезапно картинка задрожала. Внезапно там, где только что были рыбачьи избы, золото пляжа и течение реки за холмом, ведьмак на миг увидал паутину лиан, свисавших над самой водою с сучьев трухлявых деревьев. Болотистые берега, ощетинившиеся пневматофорами таксодиев. Черную пузырящуюся пучину. Море водорослей. Бесконечный лабиринт рукавов.
На секунду он увидел то, что скрывала прощальная иллюзия агуары.
Внезапно плывущие принялись кричать и биться в воде. И по очереди в ней исчезать.
Петру Коббин вынырнул, кашляя и вереща, весь покрытый вьющимися, полосатыми, толстыми, словно угри, пиявками. Потом скрылся под водой и больше не показывался.
— Геральт!
Аддарио Бах притянул багром лодку, которая пережила встречу с крокодилом. Теперь она прибилась к борту. Краснолюд вскочил, подхватил из рук Геральта все еще пребывавшего в прострации ван Влита.
— Капитан!
Пудлорак махнул им шапкой.
— Нет, господин ведьмак! Я корабля не брошу, доведу его в порт, что бы ни случилось! А ежели нет, то лежать мне вместе с кораблем на дне! Бывайте!
«Пророк Лебеда» дрейфовал спокойно и царственно, вплывал в рукав, исчезал в нем.
Аддарио Бах поплевал на ладони, сгорбился, повел веслами. Лодка полетела по воде.
— Куда?
— Тот разлив, за мелью. Там — река. Я уверен. Выплывем в фарватер, встретим какой-нибудь корабль. А если нет, то на этой лодке хоть и до самого Новиграда.
— Пудлорак…
— Справится. Если так ему суждено.
Кевенард ван Влит похныкивал. Аддарио греб. Небо темнело. Они услыхали долгий, протяжный перекат грома.
— Гроза идет, — сказал краснолюд. — Промокнем, холера.
Геральт фыркнул. А потом принялся смеяться. От души и искренне. И заразительно. Потому как через миг хохотали уже оба.
Аддарио греб сильно, ровными рывками. Лодка мчалась по воде, словно стрела.
— Ты гребешь, — оценил Геральт, отирая выступившие от смеха слезы, — словно в жизни никогда ничего другого не делал. Я полагал, что краснолюды не умеют ни суда водить, ни плавать…
— Поддаешься стереотипам.
Интерлюдия
Аукционный дом братьев Борсоди стоял на площади подле улицы Главной: воистину главной артерии Новиграда, соединявшей рынок с храмом Вечного Огня. Братьев, в начале своей карьеры торговавших лошадьми да фруктами, хватало во время оно лишь на сарай в пригороде. Через сорок два года после основания аукционный дом занимал внушительное четырехэтажное строение в наиболее представительной части города. Он оставался в руках семьи, но предметом аукционов сделались уже исключительно драгоценные камни — по преимуществу, бриллианты, — а также шедевры искусства, древности и коллекционные предметы. Аукционы проходили раз в квартал, неизменно по пятницам.