Я вышел на веранду, чтобы встретить Рут, и она шла по высокой траве, и трава пламенела в закатных лучах. Она была спокойна — весь день провела в одиночестве. Я взял ее за руку и отвел к столу.
Они снаружи. Времени хватает на один быстрый взгляд. Гровер на сей раз стоит чуть спереди, а между ним и Тоддом — малютка Рут. Их руки лежат у нее на плечах.
Перехожу ко второй части. Я не должен останавливаться, не должен забывать, как делал отец. А он делал так, как делали старцы. Они явили мне свою мудрость через него. Я должен выверить каждый вдох. Ни секунды промедления. Даже для того, чтобы перевести дыхание. Каждое слово — в свой черед. Они словно подтягивают меня на длинной веревке. Они далеко, но я ощущаю их движение. Они слышат меня. И это выступает на свет.
Я завершаю эту часть и жду. Воздуха не хватает, пот струится по вискам. В храме душно, как в могиле. Они позовут Тодда и Гровера.
Теперь запах. Никогда мне к нему не привыкнуть.
Я начинаю читать. Они медлят с появлением, но я не имею права сбиться. Закрываю глаза и слышу, как они шаркают. Я во тьме, дворцы сияют, и я плыву к ним, к спокойным островам посреди темного озера. Лицо озаряет золотое свечение, я открываю глаза и оборачиваюсь, когда Тодд бросает ее на камень, ее волосы разлетаются — и я встречаюсь глазами с Клэр.
Он должен продолжать, не имеет права запнуться. Сам понимает, что тогда случится.
Ты единственный, кто делает это, Джулиус.
Вот и хорошо.
Просто не останавливайся.
Я не боюсь Джулиуса. Без меня он прозевает знак, и нам хорошо известно, что случится, если знак будет явлен, а мы не сделаем того, что должно.
Этот золотистый свет везде. Я чувствую, как их жажда сливается с его ненавистью в холодном неумолимом потоке.
Время пришло.
Он смотрит на нее сверху вниз. Его глаза в тени.
Я разрываю на ней платье, обнажая тощую грудку. Она не издает ни звука, просто смотрит в глаза своему отцу.
Чтобы взломать замок, много ума не надо, Джулиус.
МЛАДШИЕ ДЕМОНЫ
На кладбище смеялись дети.
Они вскрыли еще один гроб.
Пустили в ход топоры. И ножи.
Я сидел в своем шерифском пикапе, припаркованном под ивой. Передо мной завесой колыхались зеленые веревки листвы, но смеха они не заглушали. Поднимаясь из долины к вершине холма, смех нес с собой и другие звуки: лопаты с хрустом впивались в утоптанную землю, топоры крушили крышки гробов, ножи скребли по костям, срезая плоть. Но смех был хуже всего. Он выплескивался изо ртов с заточенными зубами, прогрызал себе путь на вершину холма и пытался содрать задубевшую шкуру с моих позвонков.
Я не усидел на месте. Вытащил из кузова канистру бензина. Вставил полную обойму в пистолет сорок пятого калибра — оружие моего погибшего помощника, — сунул пару запасных в один из подсумков на поясном ремне. До отказа набил магазин помпового ружья, дослал патрон в патронник.
И пошел прогуляться.
Пять месяцев назад мы с Роем Барнсом, помощником шерифа, стояли на 14-м шоссе. Кроме нас, тут были и другие. По большей части мертвые. Или что-то в этом роде.
В руках я держал то же самое ружье. Ствол нагрелся. Мой помощник сжимал пистолет, из дула ленточкой вился едкий дымок. Вдыхать эту вонь неприятно, но выбора у нас не было.
Барнс перезарядил оружие. Я тоже. Июньское солнце опускалось за деревья, но его косые лучи в просветах между стволами были яркими, как полуденные. Свет пронзал и черный дым, что валил из двигателя «крайслера»-седана, и белый парок, что поднимался от груды горячего асфальта, которую бригада дорожников высыпала из кузова грузовика.