Избранные произведения. III том

— Откуда ты знаешь? — спросил Перси. В его голосе слышалась ревность, потому что он считался экспертом, когда речь шла о полетных делах.

— Мне сказал Гарри.

— А он откуда знает?

— Он обедал за одним столиком с бортинженером и штурманом.

— Я не боюсь, — заявил Перси таким тоном, что было ясно обратное.

Маргарет в голову не пришло нервничать по поводу шторма. Может быть, будет не столь комфортабельно, но ведь это не представляет реальной опасности?

Отец осушил свой бокал и раздраженным тоном попросил у стюарда налить ему еще вина. Он что, тоже боится шторма? Пьет больше обычного, заметила она. Лицо красное, белесые глаза навыкате. Нервничает? Наверное, переживает историю с Элизабет.

— Маргарет, тебе следует побольше говорить с этим молчаливым мистером Мембери, — сказала вдруг мать.

— Зачем? — удивилась Маргарет. — Мне кажется, он предпочитает, чтобы его не беспокоили.

— Я думаю, он просто немного застенчив.

Матери никогда не было свойственно сочувствие к застенчивым людям, особенно если они, что несомненно в случае с мистером Мембери, принадлежали к среднему классу.

— Брось, пожалуйста, мама. Что ты имеешь в виду?

— Я просто не хочу, чтобы ты весь полет болтала с мистером Ванденпостом.

Но Маргарет намеревалась делать именно это.

— Интересно, почему же?

— Ну, он одного возраста с тобой, и ты ведь не хочешь, чтоб ему взбрели в голову всякие мысли.

— А если я хочу именно этого? Он ужасно красивый.

— Нет, дорогая, — твердо заявила мать. — В нем есть что-то… не совсем такое. — Она хотела сказать, что он не принадлежит к высшему классу общества. Как многие иностранцы, породнившиеся через брак с аристократами, мать была большим снобом, чем сами англичане.

Выходит, мать не полностью убедили попытки Гарри изобразить из себя богатого молодого американца. Ее светская антенна все улавливает безукоризненно.

— Ты же сказала, что знала Ванденпостов из Филадельфии, — напомнила Маргарет.

— Знала, но теперь я не уверена, что он из этой семьи.

— Я могу увлечься им, просто чтобы наказать тебя за снобизм.

— Дорогая, это не снобизм, это вопрос воспитания. Снобизм вульгарен.

Маргарет сдалась. Броня материнского превосходства непробиваема. Бесполезно ее урезонивать. Но Маргарет не собиралась подчиняться матери. Гарри ей слишком интересен.

— Любопытно, что собой представляет этот мистер Мембери? Мне нравится его красная жилетка. Он не выглядит человеком, регулярно совершающим трансатлантические рейсы, — заметил Перси.

— Мне кажется, что он какой-то чиновник, — сказала мать.

«Да, выглядит он именно так», — подумала Маргарет. У матери острый взгляд, в этом ей не откажешь.

— Вероятно, он служит в авиакомпании, — предположил отец.

— Он больше похож на обычного гражданского служащего, сказала бы я, — возразила мать.

Стюарды подали главное блюдо. От бифштекса мать отказалась.

— Я не ем ничего жареного, — заявила она Никки. — Принесите мне немного сельдерея и икры.

С соседнего столика донеслись слова барона Габона:

— У нас должна быть своя земля — другого решения нет!

— Да, но вы допускаете, что это будет милитаризованное государство, — с недовольством отметил Карл Хартманн.

— Для защиты от враждебных соседей!

— Но вы допускаете дискриминацию по отношению к арабам для блага евреев, а милитаризм вкупе с расизмом рождают фашизм, против которого мы боремся.

— Тише, не так громко, — сказал Габон, и дальнейших их слов было не разобрать.

В обычных обстоятельствах спор заинтересовал бы Маргарет, те же проблемы она обсуждала с Яном. Социалисты раскололись по вопросу о Палестине. Одни говорили, что это шанс создать идеальное государство, другие — что земля принадлежит людям, которые на ней живут, а потому она может быть «отдана» евреям с не меньшими основаниями, чем ирландцам, гонконгцам или техасцам. Тот факт, что большинство социалистов составляли евреи, только осложнял проблему.

Но сейчас она хотела, чтобы Габон и Хартманн угомонились и чтобы отец их не услышал.

Увы, ее мольбы были тщетны. Они спорили о том, что лежало у них на сердце. Хартманн снова повысил голос, и отец не мог его не услышать.

— Я не желаю жить в расистской стране!

— Не знал, что мы летим в еврейской компании! — громко сказал отец.

Маргарет в ужасе посмотрела на него. Было время, когда политическая философия отца имела хоть какой-то смысл. Когда миллионы трудоспособных людей не могли найти работу и умирали от голода, нужна была смелость, чтобы сказать: и капитализм, и социализм провалились, а демократия не дала простому человеку ничего хорошего. Имелось что-то привлекательное в идее всемогущего государства, управляющего экономикой под водительством доброго диктатора. Но эти высокие идеалы и смелые высказывания дегенерировали в бессмысленный фанатизм. Она вспомнила об отце, когда нашла дома в библиотеке экземпляр «Гамлета» и прочитала такую строчку: «О, что за гордый ум сражен!»

Маргарет не думала, что мужчины за соседним столиком услышали грубый выкрик отца, потому что он сидел к ним спиной, а они были слишком поглощены спором. Чтобы отвлечь отца от этой темы, она быстренько спросила: