Избранные произведения. III том

— Нет, — сказала она Марку. — Это прерогатива миссис Ленан, она поселилась здесь с Мервином.

Марк понимающе хмыкнул:

— Вот это здорово! Обязательно вставлю сей эпизод в мой следующий сценарий!

— Это не смешно! — запротестовала она.

— Еще как смешно. Этот парень следует за женой как лунатик и в то же время спит с первой встречной бабой!

Диане была отвратительна эта тирада, и она почувствовала желание защитить Мервина.

— Вовсе они не спят! — выпалила она. — Просто других мест в самолете не было.

— Но ты все равно должна благодарить судьбу, — сказал Марк. — Если он ею увлечется, то оставит тебя в покое.

— Как ты не можешь понять, что я расстроена?

— Могу, но не знаю почему. Мервина ты больше не любишь. Иногда говоришь о нем так, будто его ненавидишь. Ты ушла от него. Так какая тебе разница, с кем он спит?

— Не знаю! Но это так унизительно.

Марк сердился и не находил слов сочувствия:

— Несколько часов назад ты решила вернуться к Мервину. Но он вывел тебя из себя, и ты передумала. Теперь ты сходишь с ума из-за того, что он спит с кем-то еще.

— Я с ней не сплю, — возразил Мервин.

Марк не придал значения его словам.

— Ты уверена, что больше не любишь Мервина? — Он начал по-настоящему сердиться.

— Не говори со мной так! Это ужасно.

— Знаю, но это правда?

— Да, правда, и мне противно, что ты можешь думать по-другому. — Ее глаза наполнились слезами.

— Тогда докажи это. Забудь о нем и о том, где он спит.

— Я никогда не умела сдавать экзамены, — зарыдала она. — Не будь таким омерзительно логичным! Это не дискуссионный клуб!

— Конечно, нет! — прозвучал новый голос. Все трое оглянулись и увидели в дверях Нэнси Ленан, очень хорошенькую в ярко-синем шелковом халате. — Вообще-то я думаю, что это мой салон. Что, черт возьми, здесь происходит?

Глава 17

Стыд и гнев душили Маргарет Оксенфорд. Она была уверена, что все смотрят на нее и думают об ужасной сцене, разыгравшейся в столовой, и к тому же считают, что она разделяет омерзительные взгляды отца. Маргарет боялась смотреть людям в глаза.

Гарри Маркс помог ей сохранить хоть какое-то достоинство. Очень умно с его стороны и так благородно — подойти к ней, отодвинуть стул, предложить руку и выйти с ней вместе: не слишком примечательный знак внимания и жест, может быть, чуточку нелепый, но для нее это стало хоть каким-то выходом из унизительного положения.

Она сохранила остатки самоуважения, но в ней кипело возмущение, росла ненависть к отцу, по вине которого она попала в такую кошмарную ситуацию. После обеда в салоне стояла зловещая тишина. Когда погода стала портиться, мать и отец отправились переодеваться ко сну. И тут Маргарет просто поразил Перси:

— Давай извинимся.

Первой мыслью было, что это лишь усугубит неловкость и чувство унижения.

— Не уверена, что мне хватит на такое смелости, — сказала она.

— Мы просто подойдем к барону Габону и профессору Хартманну и скажем, что извиняемся за отцовскую грубость.

Мысль о том, чтобы как-то сгладить оскорбление, нанесенное отцом, показалась ей в конце концов привлекательной. От этого Маргарет станет гораздо легче.

— Отец взбесится, конечно, — сказала она.

— А он не узнает. Но мне все равно, пусть бесится. По-моему, он просто спятил. Я больше ничуть его не боюсь.

Маргарет задумалась, так ли это. Маленьким мальчиком Перси часто говорил, что не боится, а на самом деле дрожал от страха. Но он уже далеко не маленький.

Вообще-то ее немного беспокоила мысль о том, что Перси выйдет из-под контроля отца. Пока только отец умел держать его в узде. При зловредном характере братца он, сорвавшись с поводка, мог натворить бог знает что.

— Пошли, — настаивал Перси. — Давай сделаем это прямо сейчас. Они в третьем салоне, я проверил.

Маргарет все еще колебалась. Она боялась подойти к людям, которых оскорбил отец. Вдруг это причинит им новую боль? Может быть, они предпочитают забыть о случившимся как можно скорее?.. Но конечно, куда важнее, чтобы эти обиженные люди знали, что далеко не все разделяют национальные предрассудки ее отца.

Маргарет так часто была малодушна, а потом об этом жалела. И она решилась. Маргарет встала, придерживаясь за ручку кресла, потому что самолет то и дело проваливался в воздушные ямы.

— Хорошо. Давай извинимся.

Девушка чуточку дрожала, но это ее состояние не было заметно из-за качки. Она решительно пошла через гостиную в третий салон, Перси последовал за ней.

Габон и Хартманн сидели справа лицом друг к другу. Хартманн уткнулся в книгу, его длинная худая фигура скрючилась, коротко стриженная голова низко склонилась, так что горбатый нос ученого едва не касался страницы с математическими формулами. Габон не был ничем занят, по-видимому, он скучал и увидел их первым. Когда Маргарет остановилась возле него и для равновесия вцепилась в спинку его кресла, он замер и посмотрел на нее с неприязнью.

— Мы пришли извиниться, — быстро сказала Маргарет.

— Меня поражает ваша смелость, — ответил Габон. Он говорил по-английски безукоризненно, лишь с едва уловимым французским акцентом.

Это были не те слова, которые хотела услышать Маргарет, но она продолжала: