Избранные произведения. III том

— Вы говорите, девять тридцать в Англии и шесть часов в Ньюфаундленде? Три с половиной часа разница с английским временем?

— Да, сэр. Ньюфаундлендское стандартное время отстает от среднего по Гринвичу на три с половиной часа.

— Не знал, что полчаса принимаются во внимание. Наверное, это головная боль для тех, кто составляет расписание полетов. Когда посадка?

— Мы сядем через тридцать минут, на час позже, чем по расписанию. Опоздание вызвано штормом. — Стюард вышел и прикрыл за собой дверь.

Нэнси повернулась. Мервин поднял жалюзи. За окном было светло. Она смотрела, как он наливает кофе, и минувшая ночь встала перед ее глазами в нескольких ярких картинках: Мервин, взявший ее за руку в шторм, оба они, свалившиеся на пол, его ладони на ее груди, она, прильнувшая к нему, когда самолет швыряло из стороны в сторону, он, поглаживающий ее, чтобы она уснула. «Господи Иисусе, — подумала Нэнси, — мне ужасно нравится этот человек».

— Какой ты кофе предпочитаешь? — спросил он.

— Черный, без сахара.

— Как и я. — Он протянул ей чашку.

Она благодарно отхлебнула кофе. Ей вдруг захотелось узнать о Мервине тысячу самых разных вещей. Играет ли он в теннис, бывает ли в опере, любит ли ходить по магазинам? Много ли читает? Как завязывает галстук? Сам ли чистит себе ботинки? Наблюдая за тем, как он пьет кофе, она обнаружила, что может сказать о нем многое. В теннис, по-видимому, играет, романы читать недолюбливает и уж наверняка не ходит по магазинам. Должно быть, хорошо играет в покер и не очень уверенно танцует.

— О чем ты думаешь? — спросил он. — Смотришь на меня так, словно оцениваешь, насколько безопасно заключать со мной договор о страховании жизни.

Она засмеялась:

— Какую музыку ты любишь?

— Мне медведь на ухо наступил. В юности, до войны, в танцевальных залах царствовал регтайм. Мне нравились эти ритмы, хотя хорошим танцором я не был. А ты?

— О, я много танцевала, меня заставляли. Каждое утро по воскресеньям я ходила в танцевальную школу в белом платье с рюшами и в белых перчатках — учиться бальным танцам с двенадцатилетними мальчиками в вечерних костюмах. Мама считала, что это откроет мне двери в высшее бостонское общество. Конечно, этого не произошло, но, к счастью, мне было все равно. Меня куда больше интересовала папина фабрика — к большому огорчению матери. Ты воевал?

— Да. — На его лицо легла тень. — Я был на Ипре. — Он произнес это название как «Уипр». — И клянусь, я не буду смотреть равнодушно, как еще одно поколение молодежи гибнет подобным же образом. Но появления Гитлера я не предвидел.

Она смотрела на него с состраданием. Он поднял глаза. Их взгляды встретились, и Нэнси поняла, что Мервин тоже думает об их поцелуях и ласках минувшей ночью. Вдруг она почувствовала себя неловко. Нэнси отвернулась к окну и увидела землю. Это напомнило ей, что, когда они сядут в Ботвуде, может раздаться телефонный звонок, который изменит всю ее жизнь — в ту или иную сторону.

— Мы почти прибыли! — сказала Нэнси и спрыгнула с койки. — Мне нужно одеться.

— Давай сначала я. Хочу предстать перед тобой в лучшем виде.

— Хорошо. — Нэнси не была уверена, сохранила ли она хоть какую-то репутацию, которую стоило беречь, но думать об этом не хотелось. Она наблюдала, как он взял костюм на плечиках и бумажный пакет с чистой одеждой, которую купил в Фойнесе вместе с ночной рубахой: белую сорочку, черные шерстяные носки и серое хлопчатобумажное нижнее белье. Мервин на секунду задержался у двери, и Нэнси решила, что он задумался, поцелует ли она его когда-нибудь еще. Она подошла к нему и подставила губы. — Спасибо, мне было хорошо провести всю ночь в твоих объятиях, — сказала Нэнси.

Он наклонился и поцеловал ее. Это был нежный поцелуй сомкнутых губ. Длился он лишь мгновение.

Нэнси открыла дверь, и Мервин удалился в туалетную комнату.

Она вздохнула, закрывая за ним дверь. «Мне кажется, я могу его полюбить», — подумала Нэнси.

Подумала также о том, увидит ли она еще хоть раз эту ночную рубаху.

Нэнси выглянула в окно. Самолет постепенно снижался. Ей надо было поторопиться.

Она быстро причесалась за туалетным столиком, затем взяла сумку и направилась в дамскую комнату, расположенную рядом с номером для новобрачных. Там были Лулу Белл и еще одна женщина, но, к счастью, не жена Мервина. Нэнси хотелось принять ванну, но пришлось лишь ополоснуться в раковине. Она приготовила свежее белье и блузку, на этот раз синюю вместо серой, под красный костюм.

Одеваясь, она вспомнила утренний разговор с Мервином. При мысли о нем Нэнси почувствовала себя счастливой, но где-то внутри таилась неуверенность. Почему? Она уже задавала себе этот вопрос, и ответ был очевиден. Он ничего не сказал о жене. Прошлой ночью Мервин признался, что испытывает к жене «смешанные» чувства. И больше ничего не сказал. Но хочет ли он, чтобы Диана вернулась к нему? Всю ночь Мервин сжимал Нэнси в объятиях, но разве это перечеркивает долголетний брак? Вряд ли.