Избранные произведения. III том

Мервин вернулся с бутылкой коньяка и двумя бокалами. Он налил понемногу в каждый бокал и протянул один из них Нэнси. Она взяла бокал, держась другой рукой за туалетный столик, потому что снова началась качка.

Ей было бы совсем не по себе, если бы Мервин не находился в нелепой пижаме. Лавзи выглядел очень смешно и знал это, но держался с таким достоинством, как если бы разгуливал в своем двубортном костюме, и почему-то от этого он казался ей еще более смешным. Мервин явно принадлежал к тем мужчинам, что не боялись оказаться в глупом положении. И ей это нравилось.

Нэнси отпила глоток коньяку. Теплая жидкость блаженно ее согрела, и она налила еще.

— Произошла странная вещь, — вдруг сказал оживленно Мервин. — Когда я зашел в туалет, оттуда навстречу выскочил один из пассажиров, по виду напуганный до смерти. Войдя, я увидел разбитое окно, возле которого с виноватым видом стоял бортинженер. Он рассказал мне нелепую историю о том, что окно разбито ударом льда в шторм, но у меня создалось впечатление, что эта парочка дралась.

Нэнси была благодарна ему за новую тему для разговора, поскольку это отвлекало мысли от сплетенных ранее с Мервином рук.

— Бортинженер — это кто?

— Красивый парень примерно моего роста, светловолосый.

— Я его знаю. А что за пассажир?

— Я не знаю, как его зовут. Бизнесмен, держится самоуверенно, в светло-сером костюме. — Мервин встал и подлил себе коньяку.

Халат Нэнси едва доходил до колен, и ей было неудобно сидеть перед ним с голыми икрами и ступнями, но она снова напомнила себе, что Мервин весь в мыслях о сбежавшей обожаемой жене и ни на кого не обращает внимания; в самом деле, он вряд ли бы как-то среагировал, если бы даже она сидела перед ним и вовсе раздетая. Взять ее за руку — то был дружеский жест одного человеческого существа по отношению к другому, жест простой и невинный. Циничный голос подсознания подсказал ей, что, держась за руку женатого мужчины, она не занималась чем-то совсем уж простым и невинным, но она отогнала от себя эту мысль.

Не зная, о чем говорить, Нэнси спросила:

— А что, ваша жена все еще гневается на вас?

— Как злая собака.

Нэнси улыбнулась, вспомнив сцену, которую она застала, вернувшись из дамской комнаты: жена Мервина кричала на него, ее приятель кричал на нее, а Нэнси, стоя в дверях, молча наблюдала за происходящим. Диана и Марк сразу же угомонились и ушли с довольно-таки пристыженным видом и, наверное, продолжили препираться в другом месте. Нэнси тогда воздержалась от комментариев, потому что не хотела показать Мервину, как ее позабавила эта ситуация. И все же Нэнси не видела ничего страшного в том, чтобы задать ему глубоко личный вопрос, право на который ей был дан обстоятельствами:

— Она вернется?

— Трудно сказать. Этот тип, с которым она… Мне кажется, он слабак, но, может быть, это именно то, что ей нужно.

Нэнси кивнула. Трудно себе представить двух более непохожих мужчин, чем Марк и Мервин. Мервин — высок, вальяжен, смугл, красив и простоват в манерах. Марк — гораздо мягче, куда ниже ростом, веселое веснушчатое круглое лицо.

— Мне не по душе разухабистые мужчины, но он по-своему привлекателен, — сказала Нэнси, подумав: если бы Мервин был ее мужем, она не променяла бы его на Марка, но это дело вкуса.

— Пожалуй. Сначала я подумал, что Диана просто спятила, но теперь, когда его увидел, я в этом не столь уверен. — Мервин задумался, потом переменил тему: — А что же вы? Вы будете биться со своим братом?

— Мне кажется, что я нащупала у него слабое место, — сказала она, усмехнувшись, с удовлетворением подумав о Дэнни Райли. — И работаю в этом направлении.

Он улыбнулся:

— Когда у вас такое выражение лица, я предпочел бы видеть в вас друга, а не врага.

— Это все благодаря отцу. Я очень его любила, и твердость во мне от него. Это как бы памятник ему и даже больше, потому что на всем, что я делаю, лежит отпечаток его личности.

— Каким он был?