— Это вовсе не смешно. Я даже очень горда. Я получила работу без помощи отца, деда или твоей, просто в силу собственных качеств. — Быть может, это было не совсем точно, но Маргарет уже почувствовала себя защищающейся стороной, что делало ее позиции более слабыми.
— Где находится эта фабрика? — спросила мать.
Тут впервые заговорил отец:
— Она не будет работать на фабрике, и точка.
— Я буду работать в отделе продаж, не на самой фабрике. Это в Бостоне.
— Что и решает дело, — объявила мать. — Ты будешь жить в Стамфорде, а не в Бостоне.
— Нет, мама, не буду. Я поеду в Бостон.
Мать хотела что-то сказать, но замялась, осознав, что дочь оказалась менее податливой, нежели она ожидала. Мать выдержала паузу и спросила:
— Что ты хочешь всем этим сказать?
— Только то, что я уезжаю от вас в Бостон, буду снимать жилье и работать.
— Но это ведь так глупо.
— Не будь такой высокомерной! — вспыхнула Маргарет. Мать вздрогнула от этой дерзости, и Маргарет сразу же пожалела о своих словах. Сказала спокойнее: — Я просто делаю то, что в моем возрасте делает большинство моих сверстниц.
— Сверстниц — возможно, но не девушек твоего класса.
— Какая разница?
— Потому что тебе нет никакого резона работать за пять долларов в неделю и жить в квартире, которая будет стоить твоему отцу сто долларов в месяц.
— Я не хочу, чтобы отец оплачивал мою квартиру.
— И где же ты будешь жить?
— Я уже сказала. Сниму комнату.
— Среди нищеты и убожества! В чем все-таки смысл такого поступка?
— Я накоплю денег на билет домой, а вернувшись, поступлю во Вспомогательные войска.
— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, — вмешался отец.
— Чего я не понимаю, папа?
— Нет, не надо… — попыталась остудить закипавшего отца мать.
Но Маргарет его опередила:
— Я знаю, что буду бегать по поручениям, подавать кофе и отвечать на телефонные звонки. Я знаю, что буду жить в одной-единственной комнате с газовой горелкой и пользоваться общей ванной с другими жильцами. Я знаю, что бедность малопривлекательна, но мне понравится чувствовать себя свободной.
— Ты ничего не понимаешь, — презрительно фыркнул отец. — Свободной? Ты? Ты будешь как крольчонок в псарне. Я скажу, чего ты не знаешь, моя девочка, — ты не знаешь, что тебя баловали и портили всю твою жизнь. Ты даже в школу не ходила…
Несправедливость этих слов заставила ее ответить сквозь слезы:
— Я хотела в школу! Ты мне не позволил!
Отец пропустил ее слова мимо ушей:
— Тебе стирали одежду, тебе готовили еду, тебя возили на машине, когда тебе нужно было куда-то поехать, к тебе в дом приводили детей, чтобы ты играла с ними, и ты ни разу не задумалась, кто и как все это тебе предоставляет.
— Я отлично все понимала!
— И как ты будешь жить одна? Ты даже не знаешь, сколько стоит ломоть хлеба.
— Скоро узнаю.
— Ты не умеешь даже постирать собственное белье. Ты никогда не ездила в автобусе. Ты никогда не спала одна в доме. Ты не знаешь, как завести будильник, зарядить мышеловку, вымыть посуду, сварить яйцо. Ты умеешь варить яйца? Ты знаешь, как это делается?
— Если и не знаю, то кто в этом виноват? — Маргарет залилась слезами.
Но отец безжалостно продолжал, маска гнева и осуждения исказила его лицо:
— Какой от тебя толк в конторе? Ты даже заварить чай не умеешь, просто не знаешь, как это делается! Ты никогда не имела дела с картотеками. Тебе никогда не приходилось находиться на одном месте с девяти утра и до пяти вечера. Тебе станет скучно и невыносимо, и ты оттуда сбежишь. Ты не продержишься на работе и недели.
В его словах она услышала опасения, которые тайно мучили саму Маргарет, и эта мысль ее угнетала. В глубине души она испытывала ужас от того, что отец мог оказаться прав: Маргарет не сумеет жить одна, а с работы ее быстро уволят. Его жесткий, безжалостный тон, уверенный голос, предвосхищавший ее худшие опасения, разрушали ее мечту подобно морской волне, смывающей песчаный замок. Маргарет разрыдалась, слезы катились по ее щекам.
— Это уже слишком, — услышала она голос Гарри.
— Пусть продолжает, — сказала Маргарет. В этой битве Гарри не может ее заменить. Это схватка ее, Маргарет, с отцом.
С раскрасневшимся лицом, угрожающе размахивая пальцем, отец распалялся все сильнее и говорил все громче:
— Бостон — это тебе не деревня Оксенфорд. Люди там не приходят на помощь друг другу. Ты заболеешь, и тебя будут травить всякой дрянью недоучившиеся доктора. Тебя ограбят евреи-домовладельцы и изнасилуют уличные бродяги-негры. А что касается армии…
— Тысячи девушек вступили в вооруженные силы, — сказала Маргарет еле слышным шепотом.
— Не такие, как ты. Крепкие, привыкшие рано вставать и мыть полы, а не изнеженные дебютантки. И не дай Бог, ты окажешься в опасности — от тебя мокрого места не останется!