Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

С такой обидой… Робко мелькнула мысль, что, собственно, Лука её ни в чём не обманул, но тут же исчезла. Станция метро осталась позади, а Майола всё шагала и шагала, и казалось ей, что самое главное сейчас — это двигаться, идти и идти, потому что остановиться — значило бы умереть. Перед глазами мелькали то зелёные, то красные огни, и почему-то хотелось идти направо, только направо. Шагнула и споткнулась, почувствовав удар, будто налетела на ослепительный свет, резанувший по глазам, и тут же услышала испуганный голос и злую ругань. Ноги подкосились, и девушка упала на холодный асфальт, не понимая, что падает, и всё ещё стараясь идти.

— Она просто пьяная, товарищ старшина, я её даже буфером не задел, — оправдывался шофёр, выскочивший из машины.

— Нет, не пьяная, скорее больная, — сказал милиционер.

Майола пришла в себя, открыла глаза, ещё не понимая, что случилось, в смятении оглянулась. Пелена рассеялась, мир вновь предстал перед глазами во всей своей жестокой реальности. Она попробовала подняться, но не смогла. Почувствовала помощь сильной руки, встала на ноги.

— Пьяная, точно пьяная, товарищ старшина, — стоял на своём шофёр. — Как я успел затормозить, чудо, просто чудо! Вот что значит реакция…

— Замолчи ты, реакция, — резко оборвал шофёра старшина, вглядываясь в прозрачно-бледное лицо Майолы. — Что с вами?

— Извините, я пойду… Пожалуйста… — проговорила она, порываясь уйти.

— Может, вызвать «Скорую помощь»?

— Нет, нет, не надо…

Теперь самым важным было очутиться дома, в родной комнате, где за пластмассовой ширмой, отгороженная от столовой и от всего живого, стоит кровать Майолы.

— Где вы живёте?

— На Пушкинской…

— Ты, реакция, — приказал милиционер, — отвезёшь девушку, она больна.

— С какой это радости! И не подумаю, — обиделся шофёр.

— Прокол получить захотел? Ты как из переулка на центральную магистраль вылетел? Прошу ваши права, товарищ водитель…

— Вы меня неправильно поняли, товарищ старшина, — засуетился шофёр. — Пожалуйста, садитесь, — обратился он к девушке.

— Майола! — послышался рядом голос Луки Лихобора. Девушка вздрогнула, рванулась было бежать, но ноги не послушались…

Она теперь всё ясно видела, но воспринимала события как-то странно, будто рассматривала со стороны глазами постороннего человека. Лука, встревоженный, с трудом переводя дыхание от быстрого бега, стоял рядом, и в его широко раскрытых, испуганных, освещённых фарами глазах — отчаяние.

И вдруг, собрав силы, Майола сказала, как отрезала:

— Товарищ старшина, я прошу вас сделать так, чтобы этот человек меня больше не преследовал.

— Вон оно что, — протянул милиционер. — А ну ты, реакция, вези гражданку на Пушкинскую, живо! — Уверенный голос девушки его не обманул, он видел, что ещё минута, и она вновь упадёт — так побледнело её лицо.

— Майола… — начал Лука.

— Подождите, — остановил его старшина. — С вами мы поговорим позже. Давайте, гражданочка, опирайтесь на мою руку. — И когда исчезли, мигнув, красные огоньки машины, повернулся к Луке и спросил: — Ваши документы?

Лука машинально протянул заводской пропуск.

— Ясно. Авиазавод. Зачем вы преследуете девушку?

— Я? — Лука, видимо, не очень хорошо понимал, чего от него хотят, он смотрел на милиционера полными отчаяния и горя глазами. — Я ей ничего не сделал, я просто сказал, что люблю её. Понимаете? А она…

Ему вдруг захотелось всё рассказать этому строгому на вид старшине, пожаловаться на несправедливость, которая ещё существует на белом свете, на свою горькую судьбу. Но милиционер имел опыт и потому перебил его.

— Понимаю. Фамилию вашу запишем, на всякий случай. И больше не преследуйте девчат. Чуть было под машину не попала…

— Под какую машину?

— «Волка» эм-двадцать четыре, номерной знак КИЗ-тридцать восемь-пятнадцать, — с профессиональной точностью ответил старшина. — Можете идти.

Лука не помнил, как пришёл в свою холостяцкую квартиру. Присел на тахту и горько усмехнулся. Жизнь стала пустой и страшной, как бездонная пропасть. Слова Майолы, жестокие, холодные, ещё звучали в его ушах.

«…Чтобы этот человек меня не преследовал…» Наивный, добрый, родной отец — иногда мудрец, иногда малый ребёнок… Надо же придумать, будто Майола его любит. Вот и вся твоя мудрость, отец. Оксана в огромном самолёте по дороге на Дальний Восток подносит к розовым губам сына свою тугую, полную молока грудь… Всё дальше и дальше летит машина, исчезает из глаз, с горизонта, из жизни… Нужно заставить себя не думать, не вспоминать. Никого. Даже Майолу. Неизвестно, сколько проболит эта рана, но ведь заживёт же когда-нибудь… Нет, пожалуй, не заживёт. Никогда.

«…Чтобы этот человек меня не преследовал…»

Не возразишь, точно сказано.

Значит, он теперь снова одинок на всём белом свете?.. Неправда! У него есть отец, есть друзья.