Избранные произведения в одном томе

— Мне показалось, проповедник был чем-то взволнован, — сказал он. — Но у него все же хватило мужества и бесстыдства быть искренним. Все лучше, пожалуй, чем скулеж викария, поскольку здесь хотя бы была тема, пусть и говорил он только о деньгах. Но меня не слишком увлекают подобные проповеди. Если кто-то станет таким же образом просить денег для отца или брата вне стен церкви, его тут же сочтут приставалой и отправят на все четыре стороны. Почему же, когда ты сам не собираешься прикарманить эти деньги, можно забывать правила вежливости и хорошего тона? Почему нужно делать благое дело столь диким способом? Если я раздам все имение мое бедным, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы, как заметил, кажется, Юлий Цезарь[583].

Цитата из Писания, даже с таким экстравагантным добавлением, звучала очень непривычно в устах этого сухого, склонного к легкомысленным остротам человека, и Гертруда пристально вгляделась в его лицо, которое сейчас особенно напоминало бронзовую маску и говорило ей меньше, чем когда-либо прежде.

— Мне и самой он никогда не нравился, — сказала она с неожиданным воодушевлением.

— Полагаю, ему очень нужны деньги, — проговорила Кэтрин, и в ее голосе слышалась симпатия к человеку практического склада.

— Осмелюсь заметить, в этом не может быть никаких сомнений, — послушно согласился Хоу. — По правде говоря, он даже намекнул на это в своей проповеди.

Маргарет рассмеялась.

— Да, он немного чудной, наш священник. К примеру, никогда не снимет шляпы перед знакомыми дамами, потому что считает это неприличным для лица духовного звания.

На лице Хоу мелькнуло не свойственное ему резко неприязненное выражение, но голос его был совершенно спокоен.

— Боюсь, мне этого не понять. Мои природные способности к различению смысла чужих поступков не слишком значительны, но, мне кажется, он слишком благоговеет перед собственным достоинством. Христианская история знает джентльменов, не считавших зазорным оказывать дамам знаки внимания. Колодцы в этих краях, видимо, малоизвестны[584]. Я ничего не имею против тех, кто высоко ценит свое служение. Что там, я и сам буду весьма высокого мнения о своем служении, когда, наконец, выясню, в чем же оно состоит, но, думаю, будь я Папой Римским, я снял бы перед дамой свою тиару.

Еще некоторое время Хоу и Кэтрин были увлечены легкой и непринужденной беседой. Маргарет и Гертруда наблюдали за этим с немалым удивлением; они всегда относились к своей серьезной и высоконравственной старшей сестре с чем-то вроде благоговения и не встречали никого, кто мог бы совладать с ней. А потому сейчас они с искренним восхищением наблюдали за тем, как этот бесстрашный и забавный балагур играючи укрощает ее серьезность и с безукоризненным тактом и учтивостью заставляет ее смеяться над своей беззаботной болтовней. До сих пор еще никому не удавалось проделать с нею что-нибудь подобное. Строго говоря — никто даже не пытался. Лишь один раз Хоу немного перегнул палку, когда сказал в ответ на вопрос о поэзии Эмерсона:

— Да, я пробовал его читать. Должен, однако же, признаться, что он мне напомнил Иезекиилевы кости. Слишком уж сух.

Кэтрин нахмурилась, так как была приучена не одобрять подобные неуважительные замечания, а этот разговорчивый джентльмен отпускал их, не задумываясь. Однако ее молчание было прервано звонким и переливчатым смехом, ободряющим, дерзким, дружеским. Это смеялась Гертруда. Но Гертруда ошибалась, если думала, что Кэтрин обижена. Ничуть не бывало: во-первых, ее давно уже покорил темноволосый и словоохотливый собеседник, а во-вторых, как и полагается воспитанной девушке, она не считала возможным исследовать своих друзей с холодной отвлеченностью ученого. Так, за разговорами, они подошли к дверям дома, где девушек встретила их тетушка, мисс Торнтон.

— Итак, — сказала дама, с тем особенным жестом, который выражает удовольствие у людей, желающих продемонстрировать свою светскость, — чем удивил вас сегодня мистер Джекс?

— О, очень забавным трюком, — учтиво ответил Хоу. — Он стоял на задних лапах, положив передние на кафедру, и просил подачку.

Днем Люсьен, Сесиль, Гертруда и Хоу отправились вместе за город, лазать по бесконечным холмам и нависающим над морем утесам. Хоу со всей серьезностью отзывался на малейшее изменение ландшафта, способного удивить своим разнообразием разве что жителя Паддингтона. Он самозабвенно отпускал банальнейшие замечания; к этому занятию он порой питал необъяснимую склонность.