— Ты и я, — сказал он, и в его голосе звучали нотки внезапного и головокружительного откровения. — Только ты и я; на волнорезе в брызгах прибоя — ты и я; под сенью древних лесов и на древнем утесе — ты и я. На балу и в оранжерее, за столом в окружении толпы гостей — ты и я. В голой пустыне длиной в шесть долгих лет и в безумной кадрили — ты и я. В райском саду Валентиновой любви и в храме Божьем, где он венчался, — ты и я. В жизни никогда не было ничего иного — только ты и я.
Повисла долгая непроницаемая тишина, и только огонь шептал что-то свое в камине. Наконец Хоу заговорил снова, и в его голосе больше не было надрыва, он просто сказал: — Мисс Грэй… я никогда не был другим… Думаете… думаешь, ты сможешь вытерпеть меня? О как бы я хотел быть более достойным, — он склонил голову и взял ее руки в свои.
Гертруда сделала шаг и поцеловала его в лоб, омраченный многолетней борьбой с самим собой, одиночеством и сознанием своего недостоинства. И этот поцелуй, чистый и горячий, как ее сердце, наконец разрешил его от бремени и даровал покой. Этот поцелуй был последним признанием Гертруды Грэй.
— Боже мой, — сказала мисс Торнтон, покачивая головой, — Гертруда собирается замуж за мистера Хоу… ну что ж… во всяком случае, она с ним не соскучится.
Примерно так, вполне сочувственно к обеим сторонам, отнесся к этому союзу свет. Однако когда кто-нибудь (например, мистер Люсьен Флери, в свое время счастливо женившийся на мисс Марджери Амьен) принимался дружелюбно подшучивать над их браком или предшествовавшими ему обстоятельствами, они смотрели друг на друга с нежностью и кротким недоумением, как будто рядом с ними никого не было. Впрочем, свет, который они и не думали презирать, мало обращал внимания на их странности. А они — они находили это даже немного забавным.
Наши перспективы
Пролог
Собрание «Клуба начинающих спорщиков» состоялось в пятницу, 16 июня В 1894 года. Председательствовал мистер Вернед.
Мистер Фордем представил доклад «О наших перспективах». Он полагает, что среди вопросов, омрачивших и вконец отравивших детство каждого из присутствующих, ни один не может соперничать с навязшим в зубах: «Итак, молодой человек, кем же вы собираетесь стать?» (Эти слова, произнесенные с прекрасно знакомой присутствующим интонацией директора школы, вызвали бурю восторга.) Мистер Фордем глубоко убежден, что нежный возраст и незрелые интеллектуальные способности юного создания никоим образом не позволяют предполагать в нем жара и пророческого вдохновения, необходимого для ответа на подобный вопрос. Но поскольку мы (Спорщики) уже вступили в пору увядания (тут мистер Лэнгдон-Дэвис изъявил желание показать «козу» мистеру Морису Соломону, но председатель был вынужден строго пресечь этот порыв дряхлого потомка Адама), с нами дело обстоит совершенно иначе. Мы уже достаточно вкусили пороков и скорбей мира сего, чтобы нам было по силам… (Мистер Бентли, замогильным голосом: «… навсегда от него отречься».) Мистер Фордем выразил надежду, что Бентли впредь не будет дерзить, а также заметил, что не потерпит неуважения, и поспешил закончить фразу: «… чтобы нам было по силам предвидеть, как они на нас скажутся».
Глава 1
В просторной гостиной заветного заповедника и охотничьих угодий современного романиста, к коим отсылает читателя название этой главы, стоял мрачного вида молодой человек в пенсне, который — так, по крайней мере, ему казалось — никак не годился в персонажи любовного романа. Он был поглощен непростой задачей, а именно пытался запомнить, как звали его кузин, которым его в очередной раз представили.
Младшую из них, барышню семнадцати лет по имени Дороти, он знал чуть ближе, а потому раскланялся с ней с чуть меньшей чопорностью, чем обычно предназначалась его родственникам. Когда спустя несколько мгновений его препроводили в сад,
— Честертон, позвольте узнать, пользуясь изящным речением Локка, как вы поживаете?