Избранные произведения в одном томе

Джентльмен, представленный выше как мистер Честертон, был из тех, кто скрывает гениальность под обликом весьма умного человека. С юных лет он был наделен способностями к рисованию и стихосложению, которые, судя по его учебникам и тетрадям, проявились в самом начале его карьеры, во время учебы в школе св. Павла. Затем он стал председателем Клуба начинающих спорщиков. Именно в этот период его литературные опыты признали подающими надежды, а ряд публикаций в малотиражном журнале «Спорщик» привлек к себе внимание нескольких лиц, которые настоятельно советовали послать стихи и в другие журналы, дабы сделать их достоянием широкой публики. Вскоре он окончил школу св. Павла, после чего продолжил образование в разнообразных училищах искусств, и к моменту написания этих заметок его считали художником с невообразимо блестящим будущим, а его журнальные публикации, посвященные самым различным предметам, как и два небольших сборника стихов, встретили восторженный прием у многих критиков. Мистер Честертон подошел на опасно близкое расстояние к роли «восходящей звезды» и сумел избежать этого постыдного клейма лишь благодаря своей почти оскорбительной и самозабвенной скромности, которая не позволяла ему публиковать более десятой части написанного и в то же время заставляла густо краснеть, если кто-то отваживался заговорить с ним о его сочинениях. Но поначалу хвалы его талантам воздавали лишь двое друзей, одним из которых был уже знакомый нам мистер Бентли, адвокат, временами пятнавший свое высокое призвание и честное имя написанием газетных заметок и книжных рецензий. Вторым был мистер Олдершоу. Он начал карьеру как многообещающий журналист и вместе с мистером Бентли положил начало тому, что последний называл «честертонианскими беспорядками». Иными словами, им удалось поднять прегромкий шум вокруг вышеозначенных поэтических сборников, тем самым создав мистеру Честертону репутацию известного поэта. Мистер Бентли старательно поддерживал этот ажиотаж, время от времени замечая в своих рецензиях что-то в таком, например, роде: «Из весьма осведомленного источника нам известно, что мистер Честертон, молодой поэт, заканчивает работу над значительным сочинением, которое будет посвящено» и т. д. и т. п. Стихотворения «молодого поэта» пользовались бешеной популярностью, и мистер Олдершоу время от времени публиковал пространные критические заметки под заголовками «Гилберт Честертон, поэт и художник», «Гилберт Честертон и его произведения» и тому подобными.

Глава 2

Мы видали тебя, о Любовь, ты светла

и прекрасна,
Ты над нами паришь в высоте легким голубем
ясным,
Двое спутников есть у тебя: дева об руку
с мужем,
И в глазах ее трепет невесты пред убранным
ложем,
А невинным дыханьем ее пробуждается
каждый бутон.
Но имя деве — Судьба, и Смертью зовется он.

Алджернон Ч. Суинберн. Аталанта в Калидоне[602]

Мотыльки и свеча

— Пока рано переодеваться к ужину, — проговорил Бентли в ответ на настойчивые призывы своего спутника, темноволосого молодого человека с меланхолическим взглядом, — еще нет семи часов.

Мистер Вернед, начинающий поэт и литератор, мрачно посмотрев на часы, был вынужден признать, что спешить некуда, и попытался занять себя, переставляя фигурки на каминной полке, а затем в нетерпении зашагал по комнате.

— А что же, Честертон отправился в Россию вместе с женой?

— Полагаю, — ответил его собеседник, шевеля кочергой угли, — в кои-то веки наш друг сказал нам правду. Он говорил, что собирается ехать. Не думаю, что он оставит жену в одиночестве. Что Фордем соединил, человек да не разлучает.

— Что ж, — печально ответил поэт, — не буду говорить, что завидую ему, но…

— Но ты хотел бы оказаться на его месте. Признаюсь, я тоже.

Вернед улыбнулся, хотя лицо его оставалось печальным:

— Вот уж не подумал бы, что ты мечтаешь о медовом месяце!

Брови адвоката, дрогнув, сошлись, он невесело усмехнулся и замер, уставившись на угли.

— Что до меня, — продолжал Вернед, — ты видишь, я оказался в дураках. Но дурак я или нет, я разберусь с этим раз и навсегда. Она будет там сегодня вечером. Лучше объясниться поскорее, хотя у меня и нет ни малейшего шанса.

Бентли с любопытством посмотрел на него.

— Ты уверен?

— Ни малейшего, — совершенно искренне повторил поэт, ибо, несмотря на надменное выражение, не покидавшее его лицо, он был одним из немногих людей, совершенно лишенных тщеславия.

— Ну что ж, прекрасно, — сказал Бентли со странной усмешкой. — А вот теперь и вправду пора переодеваться.