Избранные сочинения в шести томах. Том 2-й

— Скажу, что убил оленя я, — с некоторым высокоме¬ рием ответил молодой человек, опираясь на ружье, такое же, как у Натти. — Значит, двое против одного, — сказал судья, улыб¬ нувшись. — Я остался в меньшинстве, а другими словами, мои доводы отведены, как говорим мы, судьи. Агги, по¬ скольку он невольник, права голоса не имеет, а Бесс несо¬ вершеннолетняя. Делать нечего, я отступаюсь. Но продайте мне оленину, а я уж сумею порассказать о том, как был убит этот олень. — Мясо не мое, и продавать его я не могу, — ответил Кожаный Чулок, словно заражаясь высокомерием своего товарища. —> Я-то знаю много случаев, когда олень, ранен¬ ный в шею, бежал еще несколько дней, и я не из тех,, кто станет отнимать у человека его законную добычу. — Наверное, ты от мороза так упрямо отстаиваешь сегодня свои права, Натти, — с невозмутимым доброду¬ шием ответил судья. — А что ты скажешь, приятель, если я предложу тебе за оленя три доллара? — Сначала давайте к нашему взаимному удовлетворе¬ нию решим, кому он принадлежит по праву, — почтитель¬ но, но твердо сказал молодой человек, чья речь и поведение никак не соответствовали его скромной одежде. — Сколько дробин было в вашем ружье? — Пять, сэр, — ответил судья, на которого манеры не¬ знакомца произвели некоторое впечатление. — И, по-мое¬ му, этого достаточно, чтобы убить такого оленя. — Хватило бы и одной, но... — тут товарищ Кожаного Чулка подошел к дереву, за которым прятался, ожидая оленя. —- Вы стреляли в этом направлении, сэр, не правда ли? Четыре дробины засели вот здесь, в стволе. Судья внимательно осмотрел свежие повреждения ко¬ ры и, покачав головой, сказал со смехом: — Ваши доводы обращаются против вас самого, мой юный адвокат. Где же пятая? — Здесь, — ответил молодой человек, распахивая свою грубую кожаную куртку. В рубахе его виднелась дыра, через которую крупными каплями сочилась кровь. — Боже мой! — в ужасе воскликнул судья. — Я тут спорю из-за какого-то пустого трофея, а человек, ранен¬ ный моей рукой, молчит, ничем не выдавая своих страда¬ ний! Скорей! Скорей садитесь в мои сани — до поселка 470

только одна миля, а там есть врач, который сможет сделать перевязку. Я заплачу за все, и, пока ваша рана не заживет, вы будете жить у меня, да и потом сколько захотите. — Благодарю вас за добрые намерения, но я вынужден отклонить ваше предложение. У меня есть близкий друг, который очень встревожится, если я не вернусь, а он узнает, что я ранен. Это всего лишь царапина, и ни одна кость не задета. Насколько я понимаю, сэр, теперь вы со¬ гласны признать мое право на оленину? — Согласен ли? — повторил за ним взволнованный судья. — Я тут же на месте даю вам право стрелять в мо¬ их лесах оленей, медведей и любого другого зверя. До сих пор этой привилегией пользовался только Кожаный Чу¬ лок, и скоро настанет время, когда она будет считаться весьма ценной. А оленя я у вас покупаю; вот возьмите, эта банкнота оплатит и ваш и мой выстрелы. Старый охотник гордо выпрямился во весь свой высо¬ кий рост, но ждал, чтобы судья кончил речь. Шивы еще люди,— сказал он затем,— которые могут подтвердить, что право Натаниэля Бампо стрелять дичь в этих местах куда старше права Мармадьюка Темпла за¬ прещать ему это. А если и есть такой закон (хотя кто ко¬ гда слышал о законе, запрещающем человеку стрелять оленей где ему заблагорассудится?), то он должен был бы запретить охоту с дробовиком. Когда опускаешь курок этой подлой штуки, сам не знаешь, куда полетит твой свинец. Не обращая внимания на монолог Натти, юноша побла¬ годарил судью легким поклоном, но ответил: — Прошу меня извинить, оленина нужна мне самому. — Но на эти деньги вы сможете купить сколько угод¬ но оленей, — возразил судья. — Возьмите их, прошу вас. —* И, понизив голос, он добавил: — Здесь сто долларов. Юноша, казалось, заколебался, но тут же краска стыда разлилась по его и без того красным от холода щекам, как будто он досадовал на свою слабость, и он снова ответил отказом на предложение судьи. Девушка, которая во время их разговора вышла из са¬ ней и, несмотря на мороз, откинула капюшон, скрывавший ее лицо, теперь сказала с большой живостью: — Прошу вас... прошу вас, сэр, не огорчайте моего отца отказом! Подумайте, как тяжело будет ему думать, что он оставил в столь пустынном месте человека, ранен¬ 471