Избранные стихи (СИ)

     Прорвав насквозь лимонно-серый
     Опасный конус высоты,
     На лунных крышах, как химеры,
     Вопят гундосые коты.

     Из желобов ночное эхо

     Выталкивает на асфальт
     Их мефистофельского смеха
     Коленчатый и хриплый альт.

     И в это дикое искусство

     Влагает зритель городской
     Свои предчувствия и чувства
     С оттенком зависти мужской.

     Он верит, что в природе ночи

     И тьмы лоскут, и сна глоток,
     Что ночь — его чернорабочий,
     А сам глядит на лунный рог,

     Где сходятся, как в средоточье,

     Котов египетские очи,
     И пьет бессонницы глоток.

1959

ПРЕВРАЩЕНИЕ

     Я безупречно был вооружен,
     И понял я, что мне клинок не нужен,
     Что дудкой. Марса я заворожен
     И в боевых доспехах безоружен,
     Что с плеч моих плывет на землю гнет,
     Куда меня судьба ни повернет,

     Что тяжек я всей тяжестью земною,

     Как якорь, волочащийся по дну,
     И цепь разматывается за мною,
     А я себя матросам не верну…
     И пожелал я
                        легкости небесной,
     Сестры чудесной
                        поросли древесной,
     Затосковал — и приоткрыл лицо,
     И ласточки снуют, как пальцы пряхи,
     Трава просовывает копьецо
     Сквозь каждое кольцо моей рубахи,
     Лежу, — а жилы крепко сращены
     С хрящами придорожной бузины.

1959

В ДОРОГЕ

     Где черный ветер, как налетчик,
     Поет на языке блатном,
     Проходит путевой обходчик,
     Во всей степи один с огнем.

     Над полосою отчужденья

     Фонарь качается в руке,
     Как два крыла из сновиденья
     В средине ночи на реке.

     И в желтом колыбельном свете

     У мирозданья на краю
     Я по единственной примете
     Родную землю узнаю.

     Есть в рельсах железнодорожных

     Пророческий и смутный зов
     Благословенных, невозможных,
     Не спящих ночью городов.

     И осторожно, как художник,

     Следит проезжий за огнем,
     Покуда железнодорожник
     Не пропадет в краю степном.

1959

Эсхил

     В обнимку с молодостью, второпях
     Чурался я отцовского наследия
     И не приметил, как в моих стихах
     Свила гнездо Эсхилова трагедия.

     Почти касаясь клюва и когтей,

     Обманутый тысячелетней сказкою,
     С огнем и я играл, как Прометей,
     Пока не рухнул на гору кавказскую.

     Гонца богов, мальчишку, холуя,

     На крылышках снующего над сценою,
     — Смотри, — молю, — вот кровь и кость моя,
     Иди, возьми что хочешь, хоть вселенную!

     Никто из хора не спасет меня,

     Не крикнет: 'Смилуйся или добей его!'
     И каждый стих, звучащий дольше дня.
     Живет все той же казнью Прометеевой.

1959

x x x