1.1.
Указанный нравственный императив должен побуждать законодателей к принятию исполнимых норм по защите сограждан, а правоприменителей – к реальным действиям в этом направлении.
Сейчас же бывшие советские (многие из них в душе своей, по умонастроениям[398]
продолжают оставаться советскими) брошены.1.2. Вернемся, однако, к защите законопослушного гражданина внутри страны.
В коллизионных производствах, направленных на восстановление нарушенного права, процедурные гарантии правонарушителю (конечно же, они необходимы)
К примеру, по окончании предварительного расследования следователь обязан ознакомить обвиняемого и его защитника с материалами уголовного дела. Потерпевший же по делам, по которым досудебная подготовка осуществлялась в форме дознания (ст. 120 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР), даже сам с делом не знакомится. Голос потерпевшего слабо звучит и в суде. Ему даже право участвовать в судебных прениях, кроме как по делам частного обвинения, не предоставлено.
Мало того, что государство не выполняет надлежащим образом принятой на себя обязанности защищать своих граждан, оно еще и в реализации другой своей функции – восстановлении нарушенного права – процедурно ставит интересы обиженного на второй план.
Не государство, конечно. Но разве легче от того, что гражданское общество оказалось заложником отнюдь не могучей кучки. Чем человек менее информирован, тем он более категоричен в суждениях. И вот великий народ выслушивает высокопарные поучения ораторов, которым не худо было бы просто почитать и посчитать. Я уже не говорю о том, что с месячишко поработать в дежурной части милиции или посидеть в ординарных судебных процессах. Не таких, как штучные, с участием присяжных. Мне эти последние показались очень похожими на «приготовленный рояль» (напомню: на жаргоне музыковедов, приготовленный рояль – это рояль, приготовленный для издевательства над ним).
Пренебрежение интересами потерпевшего, защита за его счет прав обвиняемого (подозреваемого) не было характерно для истоков российского права. Пространная редакция Русской Правды (1-я четверть XII в.) устанавливала, в частности: «… кто будет виноват, на того татба снидеть, тогда он свое возьметь, а что погибло будеть с ним, то же ему начнет платити…»[399]
Таким образом устанавливается нечто, прямо противоположное современному толкованию всякого сомнения в пользу обвиняемого. Насколько я понимаю приведенный текст, он гласит, что в случае, если у виновного будет обнаружена только часть пропавшего, то за остальное он обязывался выплатить деньгами. Полагаю, прав С. В. Смирнов, когда пишет: «В этом усматривается особый, облегченный процесс доказывания, обусловленный стремлением полно и быстро восстановить имущественный статус пострадавшего»[400].Изменение на протяжении с десятого по двадцатый век подходов к соотношению процессуальных статусов потерпевшего и обвиняемого обусловлено, на мой взгляд, не только внешними («влияние иных правовых систем), но и внутренними факторами. На один из них необходимо указать. В Древней Руси законодательствовали, держа в уме конкретные факты из своей практики, те же, кто право реально применял. Потому древнее право, как, заметьте, и английское, казуистично.
Нынче же, в условиях