– От кого, кого? – с еще большим нетерпением спросил братец и, уже злясь, добавил: – Ты назовешь мое имя, ведьма костяная, или нет?!
Последние золотые нити, как стежки умелой мастерицы, вспороли пух тяжелых облаков. В миг, когда мерцание золота в небе растворилось в наступающей темноте, я негромко проговорила:
– День. Только Дню такое под силу – родному брату Красна Солнышка.
Поднявшийся ветер почти полностью заглушил мои последние слова. Братец рассмеялся, развел руками, словно в недоумении, и закружился белым вихрем, поднявшимся под самые небеса. На землю легко, будто опавший лепесток, опустилась ночь.
– Тим! – Я ринулась к другу. – Ты жив?
С него резко, как мелкая галька с горы во время оползня, облетала каменная крошка. Касаясь земли, она испарялась, словно ее никогда и не было.
– Тим! – Я обняла его, с облегчением прислушиваясь к ударам сердца под вспотевшей рубахой. – Хоть словечко скажи!
Я вздрогнула, когда он оттолкнул меня, а затем отшатнулся сам. Его медовые глаза вспыхнули злым огнем, тонкие губы изогнулись в горькой усмешке.
– Умоляешь сказать тебе хоть что-нибудь? – угрожающе тихо спросил он и выплюнул, словно ненароком отпитый из чаши яд: – Зря я матушку не слушал. Держаться от ведьмы надобно подальше!
Голос подвел меня, и я, внутренне заледенев от боли, потерянно обронила:
– Что?
Прозвучало тише, чем шелест листа на ветру. Тим вдруг резко сделал шаг ко мне, обхватил мои запястья и сжал их так сильно, что наутро наверняка проступят синяки.
– Хватит! – хлестко бросил он. От его тона, злого, уверенного, незнакомого, спина покрылась гусиной кожей. – Наелся я теми неприятностями, которые сулит дружба с тобой. Впредь умнее буду!
– Что ты…
Договорить мне не позволили. Тим сорвал ленту с конца моей косы и, прежде чем я успела понять, что он делает, крепко обвязал ею мои запястья.
– Других тоже не позволю вокруг пальца обвести. Никому ты больше вреда не причинишь, ведьма проклятая!
Так крикнула мне мачеха, перед тем как захлопнуть за моей спиной дверь.
Я бы отпрянула от Тима, как от змеи, но лента в его руках не давала сделать больше шага назад. Она впивалась в нежную кожу, и при одном взгляде на нее я начинала задыхаться. Друг словно не руки мне связал, а удавку на шею закинул.
– Отпусти, – попросила я, опуская голову, чтобы не показать закипевших в уголках глаз слез. – Если ты не хочешь больше видеть меня, я уйду.
Коса, не сдерживаемая пленом ленты, растрепалась. Волосы рассыпались по спине и плечам, тонкие пряди лезли в лицо, липли к подрагивающим губам. Я сделала глубокий вдох, силясь хотя бы немного успокоиться, но тщетно. Все внутри меня сотрясалось от обиды и боли. Разочарование, как волны во время шторма, билось о скалистый берег, раздирая меня изнутри. Казалось, я тоже сейчас разлечусь на тысячи мелких брызг, оставлю после себя лишь шапку белой пены.
– Нет уж. – Тим покачал головой. Его хватка стала лишь крепче. – Я от тебя чудом спасся, а других ты точно сгубишь. Пойдем!
– Что? Куда?!
Тим отвернулся от меня и решительно направился в сторону, где виднелся овраг, усыпанный колючими кустарниками. Лента между нами натянулась, и я растерянно сделала пару шагов следом. С виду тонкая атласная лента оказалась прочнее веревки. Попытавшись сбросить ее, я лишь сильнее затянула узел.
– К реке, – сквозь зубы ответил Тим и добавил себе под нос: – Давно надо было это сделать…
Я замерла, вслушиваясь в лесную тишину. И правда, откуда-то слева доносился рокот воды. Тим дернул за ленту, и я, как скотина, которую ведут на убой, дернулась, сопротивляясь. Это дорогого стоило: я упала на землю, да не на мягкую траву, а на острые камни. Расцарапанные ноги обожгло, словно крапивой. Запястья окатило болью, а меня саму – стыдом.
Это мой друг? Человек, которому я доверяла без оглядки?
– Тим, послушай меня! – взмолилась я. – Пожалуйста!
Он даже не обернулся. Как быстро преобразился, точно ветер, сменивший направление! Не выдержал испытания, так легко сдался…
– Не желаю я тебя слушать, – ответил Тим и, словно подсмотрев мои мысли, проговорил: – На мне нет вины. Я хотел стать тебе другом. Но ведьмы недостойны дружбы.
– Ты понял это только сейчас?! – в сердцах воскликнула я.
– Перед смертью на многое открываются глаза.
Сказано это было так спокойно, что я на мгновение увидела перед собой прежнего Тима – друга, который стал для меня опорой в бесконечном хаосе чужой ненависти. И именно это пригвоздило меня к земле, словно валун, взваленный на плечи. Ноги, лишенные опоры, затряслись, по щекам покатились слезы. Они оставляли соленые мокрые дорожки. Я бы утерла их, но Тим так сильно натягивал ленту, что не получалось этого сделать.