Избушка на костях

Тим шел быстро, я едва поспевала за ним. Я где-то потеряла лапоть, и в кожу теперь впивалась трава – острая, словно иголки. В темноте мы двигались на ощупь, пока на земле не показалась луна. Ее жемчужный свет мягко отогнал тени. Перед нами предстал овраг. Внизу, на его скалистой низине, извивалась река. Лунные блики играли на ее глади, сверкали, как серебряная чешуя.

Мы застыли на мгновение на вершине оврага, а затем Тим ринулся вниз по заросшему колючими кустарниками склону. С каждым шагом он набирал скорость и в конце концов перешел на бег. Я задыхалась, падала, поднималась, не в силах избавиться от проклятой ленты. Как она все еще держит меня?

Подол сарафана превратился в ошметки, на руках расцветали алые, глубокие царапины. Сердце билось так, будто вот-вот выскочит из груди. Я хватала ртом воздух, но тот застревал в горле проглоченным камнем.

Не помню, как мы оказались у реки. Перед глазами все плыло, в голове царил хаос, но даже с помутневшим зрением я поняла, что собирается сделать Тим. Сначала не поверила, сжалась от ужаса, а затем отпрянула от него настолько, насколько позволила ненавистная лента.

– Не вздумай!

Я хотела закричать, но из горла вырвался лишь хрип. В нем едва-едва угадывались слова.

– Так будет правильно.

Тим взглянул на меня – открыто, смело, внимательно, так, как умел только он. В его глазах я рассмотрела лишь одно – приговор. Не было в них больше ни тягучей нежности, ни скрываемой заботы. Привычное спокойствие друга обернулось холодным равнодушием, ножом вспарывающим грудь.

– Отпусти!

Тим шагнул в воду и потянул меня за собой. Ледяной поток обжег голые ступни.

– Вода, Василиса, смывает все преступления.

Я оглянулась. Пустынный берег непривычно глубокой реки остался позади. Сарафан намок и кандалами тянул меня вниз. Тим вдруг остановился, обернулся и резко обхватил меня за плечи. Наши взгляды на мгновение встретились, а затем я, повинуясь крепким рукам Тима, с головой ушла под воду.

Все звуки стали глуше. Грудь сдавило, обожгло. Я забилась всем телом, силясь вырваться и сделать жадный вдох. Перед глазами застыло лицо Тима, и в его холодном взгляде я находила то, что искала всегда, – спокойствие. Веки тяжелели, жизнь уходила из меня сильными, жаркими толчками.

– Эй! – приглушенно донеслось до меня. – Что ты делаешь?

Тим ненадолго отпустил меня, и я, откашливаясь, хватаясь за шею руками, вынырнула на поверхность. В ушах звенело, горло и грудь горели, каждый вдох сопровождался болью, будто я глотала расплавленный металл.

Вдалеке на берегу стоял невысокий старец в простой рубахе и штанах. Его лицо потемнело от загара, седые волосы были собраны позади в хвост. В одной руке он держал рыболовную сеть, другой указывал на нас.

– Что ты с девкой делаешь?! Утопить надумал?

– Помогите, – прохрипела я из последних сил. – Помогите!

– Не девка это, – отрезал Тим. Его ладони снова сомкнулись на моей шее. – Ведьма она. И место ей на самом дне.

Робкий огонек надежды, затлевший внутри меня, погас. Вместе с ним, казалось, я и сама умерла.

– А, ну ладно, – сказал старик. – Раз ведьма…

Когда руки Тима надавили на ключицы, заставляя снова погрузиться под толщу вод, я не сопротивлялась. Отчаяние холодной змеей обвило меня с головы до ног. Его кольца сдавили ребра, и я прикрыла глаза. Где-то совсем рядом замаячила темнота. Она пахла теплом матушки и тонким ароматом трав на заре. Ее было так легко принять. Всего лишь перестать сопротивляться и…

Ладонь обожгло болью. Не той душевной, что терзала мое сердце, но и не такой тягучей, ноющей, от которой я мучилась, пока брела за Тимом. Боль каленым железом впилась в кожу. Так, словно Красно Солнышко снова коснулся моих пальцев, принимая угощение.

Красно Солнышко!

Все вокруг меня перевернулось, словно от кувырка головой вперед, и среди темноты, ужаса и отчаяния медленно проступило то, что прежде было скрыто, – правда.

Перед мысленным взором замелькали лица: Тима, Красна Солнышка, Дня… Так вот, значит, как жестоко испытание? Я резко распахнула глаза.

Лента, до этого сжимающая запястья, вдруг оборвалась. Я оттолкнула Тима, поднялась на ноги и, тяжело дыша, взглянула на берег. Там по-прежнему стоял старик и, скрестив руки на груди, смотрел на меня.

– Кто, – тихо, почти шепотом начала я, – набирает силу в темноте? Кто наводит морок, способный сломить, стереть в порошок человеческую душу?

Тим застыл. Его глаза сделались пустыми, руки повисли вдоль тела, словно у тряпичной куклы. Верно, ведь настоящий Тим где-то далеко.

– Кто же, ведьма костяная? – весело спросил старик.

Он выпрямился и отбросил в сторону рыболовную сеть. Та рассыпалась серебряными монетами, звонко опавшими на каменистый берег. Вместо простой рубахи и штанов на незнакомце теперь сидел пошитый по фигуре кафтан из черного бархата. За спиной развивался тяжелый белый плащ.