Избушка на костях

После чего быстро-быстро побежала к себе в комнату. Половицы под ногами сонно заскрипели, стены заходили ходуном. Сплетающиеся между собой белые кисти пытались ухватить меня за шиворот, но я, наученная горьким опытом, ловко ускользала от них.

Уже у самого порога чья-то рука поймала ворот моей рубашки. Я рванула что было сил. Раздался треск ткани, и я все-таки оказалась на свободе – в тишине и мраке собственной спаленки.

Притаившиеся по углам бесформенные тени заклубились, обретая все более четкие очертания. Я замерла, стиснув в руке деревянную куколку, покоящуюся на груди. Свет луны в окне за моей спиной жемчужной дорожкой серебрил половицы и причудливым образом сплетался с темнотой.

– Добились вы своего, – процедила я, до боли стискивая пальцы на куколке. – Чего хотели? Говорите!

Шею обхватила когтистая тень и сдавила с такой силой, что мир покачнулся, а затем потускнел, почти погас. Беззвучный крик костью замер в горле, царапая нёбо и причиняя боль. Перед глазами вспыхнули цветные круги, а ноги подкосились. Падая на скрипучие половицы, я все еще сопротивлялась: оттаскивала от себя когтистую руку, разжимая за пальцем палец. Но вдруг борьба оборвалась так же внезапно, как и началась.

Я закашляла, жадно глотая ртом воздух. Грудь тяжело и часто вздымалась, внутри все горело огнем. Он же срывался и с моих рук, пока я судорожно ощупывала ноющую шею. И где пряталось это колдовское пламя мигом раньше, когда было так нужно? Что я за огневица, если даже искры высечь не могу?

– Живехонька? – Я вздрогнула, заслышав хорошо знакомый голос. – Водицы принести?

Я молча покачала головой, не понимая, на какой из двух вопросов отвечаю. Тим, возвышающийся надо мной со свечой в руке, медленно опустился на колени. Его встревоженное лицо оказалось напротив моего. Теплая, пахнущая аиром ладонь мягко коснулась моей щеки, заставляя поднять взгляд. Я почти растворилась в глазах цвета темного меда, увязла, будто муха в сладкой ловушке. Напряжение, сковавшее грудь железными цепями, медленно отпустило. Оно покинуло ослабевшее тело вместе со вздохом – долгим, протяжным.

– Я же сказал постучать в стену, – спокойно напомнил Тим, и в голосе его не сквозило укора, – если снова не будет спаться.

Одна из теней, не успевшая убраться, клацнула зубами возле щиколотки Тима, но тот и бровью не повел. Поднес свечу к тени, и та, поджав хвост, уползла под кровать. Только сейчас я заметила, что друг явился ко мне одетым лишь в холщовые штаны. Рубаху он позабыл где-то в комнате, и теперь я с медленно пробуждающимся любопытством изучала его обнаженную по пояс крепкую фигуру с сильными жилистыми руками, привыкшими к тяжелой работе.

– Ты их тоже видишь? – невпопад спросила я, думая о другом – о кое-чем запретном и волнующем, от чего дыхание участилось. – Теней?

– Не слепой же. – Тим пожал плечами. – Только он их не заметит.

Я подтянула коленки к груди и, запрокинув голову, прижалась макушкой к холодной костяной стене. Ладонь Тима соскользнула с моей щеки, но сам он по-прежнему сидел непозволительно близко ко мне. Одну босую ногу вытянул на полу, а другую, как и я, поджал к себе, чтобы опереться на коленку острым локтем.

– Тебя не пугают тени?

Сердце екнуло, когда этот вопрос слетел с губ. Ворвавшийся в комнату ветер хлопнул ставнями, но я даже не посмотрела в сторону окна. Взгляд был прикован к лицу Тима. Лунный свет рассыпался по его светлой коже жемчужной пыльцой, подчеркивал острые скулы и большие темные глаза.

– Меня сложно напугать. – Тим улыбнулся так, как умел только он: одним уголком губ. – В этой жизни, пожалуй, страшит только одно…

– Что?

Дыхание сбилось, притаилось в груди робкой птицей, угодившей в чужие сети. Тим подался вперед. Его рука задела мою, посылая по телу волну сладкой дрожи. Ноздри сильнее, чем прежде, защекотал терпкий аромат аира. Теперь он окутал меня, будто тонкая, невесомая, сотканная из позабытых снов и неясных воспоминаний паутина. В животе растопленным медом медленно растеклось тепло.

– Боюсь потерять тебя, – выдохнул Тим, смотря мне в глаза. – Проснуться однажды и понять, что отныне ты мне не принадлежишь.

В затуманенной голове яркими вспышками пронеслись картинки нашего с ним прошлого: первая встреча, искренняя детская дружба, неловкое отрочество… Где-то между ними потерялся короткий, сбивающий с ног миг, когда я осознала: мое сердце навечно отдано Тиму. Без него я не мыслю своей жизни. Он стал не просто ее частью, нет.

Тим – опора, вокруг которой вращается мой мир.

– Я всегда буду принадлежать тебе, – сглотнув ком в горле, проговорила я. – Нет силы, которая сможет разлучить нас.

Мне на губы легла слегка шершавая ладонь Тима и прикрыла рот. В глазах друга плескалась боль – такая отчетливая, яростная, будто у раненого зверя. Я замерла, силясь рассмотреть то, что она скрывала.

Знание? Предчувствие?

– Не обещай того, что не сможешь выполнить.