Палец, не разжимая твердой хватки, быстро сполз по стене сверху вниз и обратно, будто мелко-мелко кивая в ответ. Я и сама уже позабыла, почему прозвала палец именно так. Подсказал мне кто или сама додумалась? Но имя мне казалось верным. Любое существо достойно вежливого обращения. А Василий Афанасьевич, обладая редкой для костяной нечисти общительностью, всегда встречал меня в коридоре и лез здороваться. К тому же при надобности и теней отгонял, за что снискал от меня отдельную благодарность. Иногда я задавалась вопросом, а был ли хозяин этого пальца словоохотливым и дружелюбным от природы, или это ворожба на крови так все изменила?
– Ну не тоскуй, грядет новолуние. Хандру как рукой снимет, вот увидишь.
Запоздало до меня дошло, что слова надобно было подобрать иные, не про руку точно, и я прикусила язык. К счастью, Василий Афанасьевич не заметил моей оплошности. Снова покивал, легонько щелкнул меня по кончику носа и нырнул обратно в стену, пошедшую рябью.
В трапезной вовсю хозяйничала Яга. Со стола была предусмотрительно отброшена в сторону скатерть, и на выщербленном дереве лежало подоспевшее тесто. Чуть поодаль, в углу, виднелась квашня, накрытая рушником. В печи жарко трещал огонь, а в самой комнате уже тяжело давила духота. Не помогали даже распахнутые ставни. Яга, одетая в простое платье, вытерла о тряпку испачканные тестом руки и смахнула пот со лба. Не зазвенели браслеты, не качнулись с мелодичной песнью сережки. Яга сегодня выглядела непривычно раздетой – ни украшений, ни дорогого наряда. Даже волосы не покрыты цветастым платком.
– Не мнись на пороге, – резко бросила она. – Вставай к столу, вместе вымесим и поставим в печь.
Я обтерла руки о сарафан и послушно подошла ближе. За все время пребывания в избушке мне впервые довелось увидеть Ягу, пекущую хлеб. Его, как и остальные яства, преподносила скатерть-самобранка.
Я знающе приступила к делу. Дома только я заведовала хлебами, у мачехи они получались мягкими, сыроватыми. У меня же всегда хорошо простукивались.
– Ждем кого или?.. – осторожно спросила я.
– Или, – коротко ответила Яга. – Сами в гости отправимся. Вот и гостинец готовим.
– Для кого?
– Для водяного.
Я постаралась не выказать своего изумления. Кощей при первой встрече сказал, что я привыкну к царящим здесь чудесам, и мне иногда чудилось, что так оно и случится. Но затем происходило что-то совершенно неожиданное и удивительное, что снова переворачивало мир вверх тормашками.
– Хлеб – всему голова. С любовью выпеченный, он ведь не только телесный голод утоляет, но и печаль облегчает, согревает в тоске, дает жизнь и продлевает ее. Нет лучше угощения для водяного, позабывшего в себе все человеческое и смутно скучающего по минувшему.
Я кивнула, умело вымешивая тесто. В четыре руки дело шло быстрее. Зачем умасливать водяного, я не спросила. Уже по опыту знала: Яга роняет слова, словно драгоценные камни, – осторожно и с легкой неохотой, а потому скажет столько, сколько мне надобно знать: ни больше и ни меньше.
Сияющее на небе яркое солнце вдруг ухнуло в набежавшие сизые облака. Во дворе потемнело, а в трапезной, если бы не пламя огня в открытой заслонке печи, будто и вовсе ночь опустилась. В распахнутые ставни залетел ослепляющий сгусток цвета расплавленного злата и принялся расти. Я отступила на пару шагов назад и прикрыла глаза ладонью, силясь рассмотреть, что происходит. Взгляду сделалось больно от наполненного жаром света. Яга осталась на месте, лишь подбоченилась да сложила руки на груди.
– Красно Солнышко, вот так встреча! – проговорила она. – Чем обязаны такому дорогому гостю?
Сгусток истаял, и перед нами предстал Красно Солнышко – таким, каким я его запомнила: ярко-желтый кафтан, расшитый драгоценными самоцветами, сафьяновые сапоги, движения быстрые, сопровожденные золотыми всполохами.
– Ну здравствуй, Яга! – широко улыбнулся он и распахнул объятия. – И тебе, ведьма костяная да молодая, необученная, мое почтение.
– И тебе не хворать, – величаво отозвалась Яга. Ее прищуренные глаза изучали гостя с легкой настороженностью. – Прости, обниматься не стану: ожоги потом вовек не вылечу.
Красно Солнышко хитро улыбнулся и спрятал руки за спину. Под глазами пролегли морщинки-лучики, а на самом лице читалась радость плута, устроившего хорошую потеху. Я потерла шрам на руке, оставленный прикосновением Красна Солнышка. Кожа уже давно зарубцевалась, и отметка, спасшая мне жизнь в столкновении с Ночью, ныла разве только к дождю. Но бросаться в объятия то ли к природному духу, то ли к древнему божеству мне все равно не хотелось.
– Да я не в обиде, – усмехнулся Красно Солнышко. – В другой раз обнимемся.
Яга, на миг растеряв свою царственную неспешность, трижды поплевала через левое плечо и только после этого хмыкнула.
– Нет уж, гость дорогой да любимый, обнимемся мы с тобой в лучах последнего заката. До этого дня еще немало воды утечет… Не накликай беду раньше времени!