Избушка на костях

Я притихла, силясь сообразить, о чем толкует Яга. Снова между ее слов, точно начинка в пироге, притаился скрытый смысл. Тот, что однажды я постигну, если хоть немного приближусь к тем знаниям, что бережно хранят и избушка, и ее хозяйка.

– Не за бедой я пришел, – легко согласился Красно Солнышко. Он огляделся, будто в поисках лавки, но приметил ее и все равно остался на месте. – Помочь хочу.

Яга вскинула бровь:

– Мне?

– Ученице твоей.

Красно Солнышко посмотрел прямо на меня, и под его пылающим, словно угли в печи, жарким взглядом мне сделалось не по себе. К худу или к добру знаки внимания от такого, как он?

– Девка ты хорошая, – доверительно, по-дружески продолжил он. – А ведьмой станешь еще лучше. Потому…

Не договорив, Красно Солнышко шагнул к столу. Наперерез устремилась Яга, но она не успела: наш гость двигался с молниеносностью стрелы и ее же неумолимостью. Где уж за ним угнаться? Зарницы ослепили трапезную, когда Красно Солнышко провел рукой над сырым хлебом. С длинных пальцев сорвался солнечный луч и ножом вспорол тесто. Оно покрылось сверкающей желтой корочкой, точно золотой глазурью. Стоило мне моргнуть, и тесто приобрело привычный вид. Лишь где-то в его недрах угадывалось теплое, ласковое мерцание.

– Ни один водяной не откажется от куска хлеба, отмеченного солнцем, – проговорил наш гость и убрал руку. – Вот теперь отправляйте его в печь.

Яга наклонилась вперед и оперлась локтями на край стола. Подергала носом у теста, задумчиво постучала указательным пальцем по своим алым, не тронутым краской губам и подняла голову, вглядываясь в лицо Красна Солнышка:

– Благодарю тебя, друг мой любезный. Кстати твоя помощь пришлась.

Она перевела затуманенный, закруженный тяжелыми мыслями взгляд на меня, и я поклонилась в пояс нашему гостю. Не знала, что он сделал и для чего, но чутье подсказывало: отказываться от такого нельзя.

– Вот и ладушки, – весело сказал Красно Солнышко и подмигнул то ли мне, то ли Яге. – Пора мне, небось уже и братья всполошились. Ну, свидимся еще!

И снова я не поняла, к кому он обратился: ко мне или Яге? А может, к нам обеим?

На месте человека в дорогих одеждах возник пылающий желтовато-оранжевый сгусток и устремился в распахнутое окно. Миг, и из-за облаков снова показалось солнце. Оно залило своим теплым светом все вокруг. Из укрытий наружу выглянуло зверье. По зеленым кронам между ветками озорно заскакали пушистые белки. За забором мелькнул рыжий хвост лисы. По двору понеслись тихое птичье пение и громкое куриное квохтанье.

– Что ж… – задумчиво проговорила Яга и отвернулась от окна. – Бери ухват, сажай хлеб в печь.

В памяти пронеслись деревенские россказни о том, что Яга сажает в печь детей малых, поедает их да косточки обгладывает. Как оказалось, мало правды в тех страшных сказках.

Хлеб отправился за заслонку, а я – на лавку. Из-за жарко натопленной печи лоб усыпали соленые бусинки пота. Я смахнула их рукавом и потянулась к кувшину с кисловато-сладким квасом.

– Верно, отдохни пока, – согласилась Яга, садясь рядом. Она чисто по-матерински потянулась к моей растрепавшейся косе и принялась переплетать ее. – Как хлеб подоспеет, отправишься к озеру лесному. Путь недолгий, не заплутаешь. Я тебе клубок путеводный дам. Он тебя ровненько к месту нужному выведет.

Движения Яги были легки и быстры. Она уже подбиралась к кончику косы, готовая перехватить его лентой. Я ненадолго прикрыла глаза, наслаждаясь коротким мигом. Не видела лица ведьмы, и потому нетрудно было представить на ее месте матушку. Заплетала бы она меня так же споро или делала это чуть медленнее, вдумчивее? Лился бы ее голос рокотом горной реки, ласкающим шепотом ручья или гремел морской волной?

В носу засвербело, и я кашлянула: раз, другой, третий… Поцарапанное горло все равно свело от тихого, неудержимого всхлипа.

Рука Яги замерла на моей косе, а затем участливо, понимающе опустилась на мое плечо и чуть сжала его.

– Она бы тобой гордилась, – негромко проговорила Яга и, помолчав – долго, пугающе долго, – со вздохом продолжила: – Не время слезы лить. Дело тебе предстоит – непростое, сложное.

Я уже догадывалась, к чему она ведет. Открыла глаза, смахнула слезинку, скатившуюся по щеке, и обернулась к Яге.

– Зачем ты посылаешь меня к водяному?

Я перехватила ленту и сама скрепила ею кончик косы. Яга сидела на лавке, точно в седле скакуна: свесив ноги по обе стороны от деревянных ножек. Мой вопрос заставил ее выпрямиться и положить руку на стол, как на подлокотник трона. Даже в простом платье, без драгоценных украшений в ушах и на запястьях, в Яге чувствовалась величественность, не за деньги приобретенная, а природная, врожденная, впитанная с молоком матери. В светлых льдистых глазах отражалась холодная мудрость той, кто знал больше, чем говорил.

– Готова ты к обряду, – спокойно сказала она. У меня же от ее слов сердце ухнуло в пятки, а затем подскочило к самому горлу. – Ведьмой скоро станешь: настоящей, обученной. И надобна нам для обряда водица: живая и мертвая.