Избушка на костях

Баня встретила влажным жаром и крепким хвойным запахом, смешанным с ароматом разогретой смолы, которой были замазаны щели между бревнами. Я ступила на пол, укрытый ковром свежих лесных трав. Кожу стоп тут же пронзило шелковистым теплом. В тазу в углу лежал заваренный дубовый веник. На печи нагревались камни. Я плеснула на них из чана с еловым отваром, и зачерпнутая вместе с водой шишка весело прокатилась по раскаленным булыжникам. Поднялся густой, обволакивающий пар, будто молочный кисель. Я блаженно прикрыла глаза и уселась на лавку.

Сколько провела времени в бане, не знаю, но по ощущениям – целую жизнь. После хлесткого дубового веничка кожа заново задышала, жадно, как будто новорожденный младенец. Мокрые волосы я скрутила узлом и убрала под платок. Надевать грязный сарафан отчаянно не хотелось, поэтому накинула на себя только нижнюю рубашку и цветастую шаль. Выглянув в приоткрытую дверь, я убедилась, что во дворе никого нет, подхватила свои вещички и, как была босая, выскочила за порог.

До крыльца оставалось совсем немного, когда дверь избы с грохотом шарахнула об косяк. Да так, что с крыши посыпались ошметки дранки. Из открывшегося проема выпорхнул, как орел из клетки, красный молодец, иначе и не скажешь. Лицо благородное, гневом дышащее. Руки и шея загаром не тронутые. Одежда дорогая, украшенная золотой вышивкой: тяжелый плащ, подбитый мехом, слишком жаркий для такой теплой погоды, волочится по земле. Кафтан красный, сапоги кожаные, а у пояса – мешочек с деньгами и меч. Рукоять с россыпью драгоценных камней переливается в лучах заходящего солнца. Я чуть не присвистнула, как деревенские мальчишки при виде чудес: такая важная птица к нам еще не прилетала.

Молодец скатился с крыльца, будто спущенный по ступенькам заяц, и едва не снес меня, случайно вставшую у него на пути. От столкновения я покачнулась, накренилась и зачерпнула рукой воздух, желая найти опору. Пальцы зацепили ворот нарядной рубахи, выглядывающей из-под кафтана, и стиснули его. Молодец, не ожидавший нашей встречи у крыльца, растерялся, но попытался поймать меня. Его теплые ладони в длинных, спускающихся ниже кисти рукавах обхватили мою спину. От падения это не уберегло, лишь замедлило его. Я мягко повалилась на пощипанную курами и козой траву, сверху на меня приземлился молодец. Он оперся ладонями о землю и приподнялся. Бледное молодое лицо с васильковыми глазами и шапкой кудрявых светлых волос застыло надо мной так близко, что чужое дыхание защекотало мне щеку.

– Ты кто? – изумленно выдохнул он.

– Василиса, – так же удивленно ответила я. – А ты?

– Алешей меня зовут.

Словно опомнившись, он подскочил на ноги, а затем протянул руку и помог подняться мне. Ладонь его оказалась крепкой, теплой. Прикосновение – мягким, но уверенным. Взгляд, бродивший по моему лицу, – виноватым и досадливым.

– Прости меня, Василиса, – повинился он. – Злой я, как волк, несся, вот тебя и не заметил. Не сильно-то помял?

Я покачала головой и, чуть отклонившись, посмотрела на окна избушки. Ставни захлопнуты, в узком просвете вряд ли что-то разглядишь. Да и стоим мы с Алешей чуть в стороне, из окна будет плохо видно.

– Чего злой-то? – спросила я. Что-то в новом знакомом было располагающее: то ли смущенная улыбка, то ли рассеянность, сквозившая во взгляде, когда он проходился пятерней по светлым кудрям на макушке. – Яга, что ли, прогнала?

Он сычом покосился на меня, а затем тяжело вздохнул. Плечи его поникли, да и сам он как-то ссутулился. На молодом лице, не так давно тронутом щетиной, как в чистой воде, отразилось отчаяние.

Сердце кольнула жалость, отзываясь на чужую беду.

– Прогнала, – глухо ответил Алеша. – Сказала, чтобы больше не вздумал к ней соваться, иначе братьев на меня спустит.

Я удивленно цокнула языком. Яга на моей памяти ни разу не отказала тому, кто пришел к ней за помощью. Князья, старосты, деревенские бабы, молодые девки… Она никого не выставляла за дверь. С кого-то брала деньгами, с кого-то обещаниями, а иных и забесплатно лечила. К тем, кто не мог обойти братьев, но взывал к ней, выходила сама.

– Что же с тобой такого приключилось? – вслух спросила я.

А мысленно добавила: «Что даже Яга отправила тебя восвояси».

– Да не со мной. – Алеша досадливо поморщился. – С отцом моим. Хворь его в могилу сводит. Лекарство для него ищу.

– Хворь, значит… – пробормотала я и снова взглянула на закрытые окна избушки. – Лекарство…

Можно было в тот миг попрощаться с Алешей. Пожелать ему удачи, слово доброе сказать напоследок. Ведь если Яга не пожелала связываться с его отцом, то не просто так. Куда мне, молодой да глупой, ведьме необученной, лезть в эти дела?

Я бы так и сделала, но все изменили полный боли взгляд Алеши и его тихие слова:

– Не знаешь, где лекарство от хвори достать можно?

Мысленный взор затуманился, будто снова мороком подернутый. Предстали передо мной две тропы: одна прямая, между сосновыми деревьями бегущая, другая – извилистая, в березовую рощу ныряющая. Какую же выбрать?

– Не знаешь?

В тот же миг пришло понимание: знаю!