Избушка на костях

– Отчего же? – сказала я и достала из кучи вещей медный пузырек. – Вот этот отвар от всего вылечит: если не предначертано твоему батюшке смерти, на ноги быстро поставит.

В подрагивающей ладони в лучах заходящего солнца сияло лекарство, приготовленное Ягой для меня. Она дала его мне, но я нутром чуяла: и без него скоро оклемаюсь. А вот Алеше оно нужнее.

Тропы мелькнули и растаяли. Мой взгляд прояснился, как небо после дождя. Я снова оказалась во дворе, где позади сарая прогуливались курицы. В сарае блеяла недоеная коза. На землю медленно спускались сумерки, и упрямые тени, крадущиеся за мной, уже нетерпеливо плясали на бревенчатых стенах.

– Спасибо! – с такой горячностью произнес Алеша, что меня в жар бросило. – Вовек твоей доброты не забуду. В долгу я отныне перед тобой.

Его пальцы на миг обхватили мои, и по коже пробежали мурашки. Я тряхнула головой и отступила, но Алеша ухватил меня за запястье.

– Погоди, спасительница, возьми. – В руку мне лег тяжелый перстень. Его венчал крупный синий камень. – Если понадоблюсь когда-нибудь, приходи в Китеж-град. Там отец мой правит, а ты спроси княжича Алешу и перстень этот покажи страже. Они тебя пропустят.

С этими словами он устремился к калитке. Шел быстро, не оглядываясь. Я, предчувствуя скорую беду, предвестницей которой стала, с трудом сглотнула появившийся в горле ком.

– Отца твоего не Всемилом величают? – едва слышно спросила я.

Шепот мой был точно шелест листьев на ветру, но Алеша все равно услышал. Его ответ донесся уже из-за высокого костяного забора.

– Он самый!

Хлопнула калитка, щелкнул зубами замок. Мир завращался, будто я впрыгнула на вертящуюся с бешеной скоростью карусель. Перед глазами замелькал портрет, утыканный ножами и припрятанный за пучками трав.

Если у Яги и был враг, единственный и кровный, то я, сама того не ведая, только что помогла его сыну.

Глава 15

Лихорадка, подаренная щекоткой русалки, не мучила меня слишком долго. День да ночь промелькнули, как огненные факелы в руках скоморохов, и болезнь отступила.

– Вовремя ты поправилась, – заметила Яга за вечерней трапезой. – Щеки снова румяные, губы алые, испарина со лба исчезла… Теперь хоть живой кажешься, а не утопленницей. Изгнала из себя худо?

За окном солнце медленно катилось к горизонту. Его оранжево-алые лучи, как бескрайние воды, затопили багряным златом всю комнату. Из-за жары печь стояла нетопленой, и шуршание домового за ее углом не скрывало шипение огня за заслонкой. За минувшие дни я будто лучше стала видеть и его, и другую нечисть: пару раз даже поболтала с банником. Неужто красноватые отметины под ребрами, которые оставили на моей коже пальцы русалки, крепко привязали меня к навьему миру?

– Изгнала, – медленно ответила я. – Не чувствую в себе беды.

Слева послышался тихий, беззлобный смешок Кощея.

– Кто же ее в себе чувствует, свет души моей? – Он поднял кубок со сбитнем из калины и хмыкнул: – Люди все больше по сторонам рыщут, думают, лихо – оно снаружи. Мало кто понимает, что беда внутри скрывается, как медведь в берлоге.

Лавка под ним чуть скрипнула. Он потянулся к последнему печатному прянику, оставшемуся на блюдце, но я ловко увела угощение прямо из-под его носа. Кощей заграбастал пустоту. Он с возмущением воззрился на меня, будто не веря, что я способна на такую подлость. Пришел мой черед хмыкать.

– Невероятно голодный медведь, – проговорил Тим, наблюдавший за нами с кривой усмешкой. В споры он вмешивался редко, но мимолетно мог запустить словом, точно камнем. – Кажись, выманенный медом наружу.

Кощей закатил глаза – мол, ну и дети пошли. При этом все равно надулся как мышь на крупу. Сцапал с соседнего блюдечка моченое яблочко и неохотно принялся его жевать, поглядывая в мою сторону с безмолвной укоризной. Перстни на его пальцах то и дело с негромким царапающим звуком порывисто задевали оберег на широкой груди.

Я же с удовольствием надкусила отвоеванное угощение. По языку прокатилась тягучесть меда, смешанная с легкой ягодной кислинкой. Я слизнула сахарную глазурь с вылепленной завитушки и довольно улыбнулась Кощею. Слаще пряника еще не ела!

– Ну будет вам, – миролюбиво проговорила Яга. Взгляд ее, затуманенный дымкой неспешных дум, точно озерная гладь – утренним туманом, не отрывался от пылающего солнца за окном. – Доедай, девонька, и собирайся.

Пряник встал поперек горла, и я едва не подавилась. Ладонь Тима легла на спину и чуть похлопала. Под его нажимом пряник провалился в живот и камнем осел на взбунтовавшемся дне.

– Куда? – кашляя, спросила я. – И зачем?

– Как за ответами однажды явилась, так до сих пор и трясешь меня, точно яблоньку, – мрачно сказала Яга и со вздохом добавила: – На праздник. День летнего солнцеворота сегодня.