– Полынь, – спокойно проговорила Яга, но ее алые губы дрогнули в легкой улыбке. – Ну, ты только не сгинь.
Я растерянно покрутила венок в руках. Пальцы прошлись по вытянутым серебристым листьям, задели пушисто-нежные цветы. На языке прокатился привкус разочарования.
– К чему это?
Яга ничего не ответила, лишь склонила голову набок и задумчиво постучала указательным пальцем по подбородку.
– Время покажет, девонька.
Яга стояла так близко ко мне, что ее плечо касалось моего. Я слышала скрип песка под ее сапожками, когда она переступала с ноги на ногу. Видела игру тени и света на бледном отрешенном лице. И все же, несмотря на казавшуюся близость, Яга была дальше, чем луна и звезды, выглянувшие на темном куполе неба. Одиночество, накатившее на меня холодной волной, заставило ссутулиться и сложить руки на груди. Венок так и остался зажатым в ладони.
У костра кто-то затеял игру в горелки, и теперь холостые парни и незамужние девицы выстраивались парами в длинный ряд. На молодых улыбающихся лицах расплавленной рыжей медью играли оранжевые отблески огромного костра. Его пламя поднялось так высоко, что уже облизывало колесо с черепом лошади на нем. Пустые глазницы вспыхивали алыми зарницами.
– Ты знаешь, что оно покажет? – спросила я. – Время-то.
– Да ты и сама знаешь, – ответила Яга и, прежде чем я успела вставить хоть словечко, положила мне руку на спину и мягко подтолкнула в сторону вереницы пар. – Но тот час еще не пробил. А до тех пор лови этот миг. Лето так скоротечно…
Я водрузила на макушку венок из полыни, а затем сделала шаг, другой и хотела было остановиться, но кто-то ухватил меня за запястье – крепко, твердо и очень знакомо. Я скорее почувствовала Тима, чем увидела его. Оборачиваться не было нужды. Сердце узнавало его быстрее глаз.
– Поговоришь со мной?
В темных глазах с рыжими крапинками притаилась улыбка, но в негромких словах звучала едва уловимая просьба. В обычно уверенных движениях проглядывала непривычная робость. На тонких губах виднелись мелкие красные впадинки, как если бы Тим кусал губы от волнения. Рыжие волосы вихрились на макушке, и он бездумно провел по ним растопыренной ладонью. Длинные жесткие пряди медными кольцами обвили его длинные пальцы.
Желание прикоснуться к волосам Тима, а затем дотронуться до его лица и разгладить неглубокую морщинку между бровями стало непереносимым, почти болезненным. Мне пришлось судорожно сглотнуть, чтобы хоть немного унять сушь в горле.
– С тобой и гореть нестрашно, – смущенно рассмеялась я и быстро добавила, скрывая неловкость, спеленавшую меня, как младенца: – Скорее, они уже жребий тянут!
Не разнимая рук, мы стремглав бросились к веренице пар и встали в ряд последними. Горельцем был выбран самый молодой парень в ярко-синей рубахе – светлый, безбородый, с ямочками на щеках. Он досадливо цокнул языком, когда жребий водить выпал именно ему, и проводил долгим взглядом черноволосую кареглазую красавицу, вставшую в пару с другим.
По широкому берегу, освещенному лишь серебром выкатившейся на небо луны и ярким пламенем костра, сначала тихо, а затем все громче и громче, с каждым словом набирая высоту, будто птица в полете, понеслись слова старой считалочки, проговариваемой чуть нараспев:
Мы с Тимом сорвались с места и понеслись вдоль колонны. В нескольких шагах от горельщика, в месте, обозначенном брошенной наспех палкой, я, помня правила игры, отпустила руку друга. Пальцы зачерпнули пустоту, и на душе на миг стало холодно, как если бы с реки подул стылый мокрый ветер. Почти тут же это чувство исчезло, оставив после себя лишь россыпь мурашек на спине.
Горельщик бегал быстро, ноги у него были не менее длинными, чем у Тима. Мне пришлось заработать локтями, ускоряясь. Из-под ног разлетался рыжий песок, сердце в груди застучало, будто рвалось на свободу из клетки. Воздух вырывался из распахнутого рта вместе с тяжелым, хриплым дыханием. По спине упруго забила толстая коса, и я торопливо перебросила ее на плечо, чтобы ушлый горельщик, дышащий мне в затылок, не додумался ухватить за нее.