Избушка на краю омута

— Ничего. Просто переволновался. Но теперь даже немного полегчало. Я уверен, что мой сын и остальные дети живы, а телефоны у них отключены, чтобы их не смогли быстро вычислить. Знаете, какие ужасы лезли в голову! Чего я только не передумал! Ведь их могли и завербовать куда-то. В секту, в террористическую организацию… Ой, простите, я болтаю всякую ерунду! — Он махнул рукой, будто прогоняя тяжелые мысли. — Лучше уж пусть ищут клад в Камышовке… Интересно, а это далеко отсюда?

— Ну, если добираться автобусом до Седельниково, то часа четыре, не меньше. Там рядом село Даниловка, от которого на Камышовку ведет пешая дорога через лес. Это еще часа два, и то, если знать путь. И там вокруг тайга и болота… Радоваться рано. Дети все равно в большой опасности.

Федор Гаврилович вскинул голову и внимательно посмотрел на нее изучающим взглядом, затем спросил:

— Правда? А вы знаете этот путь?

— Конечно. Могу пройти с закрытыми глазами. Дважды в день по нему ходила, в школу и из школы. Утром туда, в обед — обратно. Правда, много лет с тех пор прошло, но, думаю, не заблудилась бы и сейчас.

Он вымученно рассмеялся.

— Вынужден обратиться к вам с неслыханно дерзкой просьбой: не могли бы вы меня проводить от села до Камышовки?

Лада заметила, что, несмотря на тревожные нотки, смех у него красивый — открытый, добрый. Где-то она слышала, что характер человека можно определить по манере смеяться. У злого смех жесткий и неприятный, у лгуна и лицемера — приторно-сладкий, у агрессора — властный, громкий. Она часто прислушивалась к тому, как люди смеются, и, как правило, если смех ей не нравился, то и его обладатель оказывался неприятным типом. И наоборот. Пока она размышляла об этом, директор снова заговорил:

— Я понимаю, что это звучит дико, но прошу вас, помогите, поедемте со мной. Боюсь терять драгоценное время на блуждания по лесам. Ведь вы и сами говорите, места болотистые… Только бы с детьми ничего не случилось!

— Что, прямо сейчас? — Смысл сказанного, наконец, дошел до Лады. Она бросила взгляд на циферблат настенных часов. Близилась полночь. Заметив это, директор поспешно добавил:

— Можно и ночью ехать, если не гнать. Говорите, на Седельниково автобусы ходят? Значит, трасса, не бездорожье. Не хочу терять ни минуты.

— О, боже! — растерянно пробормотала Лада, понимая, что не может отказать. Но и помчаться за много километров в далекие сибирские края она сейчас просто не в состоянии, ведь без сна больше суток!

— Думаете, они уже в Камышовке? — Голос директора дрогнул. Наверное, он решил, что Лада обдумывает тактичный отказ. «Ничего не поделаешь, придется ехать, — решила она. — Ведь дети, и правда, в большой опасности, которая гораздо страшнее дремучих лесов и топких болот. Только директор об этом ничего не знает».

Федор Гаврилович смотрел на нее выжидающе, с застывшим на лице выражением мольбы. Она заметила страх в его глазах. Конечно, она поедет. Несмотря на то, что ее сердце вдруг превратилось в птицу, исступленно бьющую крыльями о стенки грудной клетки. Несмотря на то, что она поклялась себе никогда больше не ступать ногой на ту проклятую землю. Несмотря на то, что собиралась навсегда стереть из памяти пережитый в тех местах ужас. Ведь это и ее дети. Она кивнула и медленно вымолвила:

— Надеюсь, еще нет. Может быть, они остановились на ночлег в ближайшем селе. То село, откуда идет тропа сквозь лес — Даниловка. Я говорила, помните? Не пойдут же они на ночь глядя. Надеюсь, не рискнут. Идти пешком часа два. Вряд ли осмелятся.

— Наверное, вы правы. Если дети еще в селе, то утром я их там и застану.

— Если так, найти их будет нетрудно. Там редко появляются приезжие, и в каждом доме будет о них известно.

— Тем более, я должен спешить! — Федор Гаврилович поднялся. — Передайте письмо в полицию. Они ведь тоже ведут поиски.

Лада взглянула на желтый листок и снова подумала с тревогой о том, до чего странное это письмо. Что-то было в нем неправильное. Зачем было придумывать этот ребус? Он оказался так прост, что любой первоклассник разгадал бы его в два счета. Ведь можно было просто дождаться приезда внука и рассказать о кладе, не опасаясь, что об этом узнают посторонние. Такое впечатление, что это письмо было написано специально. Похоже на приманку. Ловушку.

— Я поеду с вами, — сообщила она.

Федор Гаврилович замер у входной двери.

— Вы уверены?

— Если дети все-таки пошли в Камышовку, то вряд ли кто-то из селян согласится проводить вас туда. — Лада вздохнула и, помедлив, добавила: — Там считают, что Камышовка, — дурное место. Боятся.

— В смысле, дурное?

— Нечистое. То есть, что там нечисть водится всякая.

— Нечисть? Черти, что ли?

Лада рассмеялась, увидев его обескураженное лицо.

— Леший, кикиморы болотные, водяной, русалки, и так далее. Ну что вы, народный фольклор не знаете? — Она постаралась придать голосу непринужденный тон, чтобы он вдруг не подумал, что она и сама верит во все это. А ведь она верила, потому что видела. И поэтому так боялась.