Избушка на краю омута

Вдруг лес расступился. За спутанными кустами шиповника блеснула водная гладь, посеребренная луной. Омут! Где-то рядом должна быть одинокая избушка, в которой живет угрюмый безобразный старик. Лада скользнула взглядом вдоль берега, усыпанного снегом, тающим на траве, разглядела очертания треугольной крыши. Свет в единственном окне не горел. Не доносилось ни звука. Скорее всего, мамы там нет, но… Надо проверить. Хотя, если бы мать вошла внутрь, то были бы слышны голоса. Если только… Лада вспомнила огромный трезубец, выставленный вперед, безумный взгляд матери и решимость, превратившая лицо в каменную маску. Там могло случиться плохое… Некоторое время Лада стояла, собираясь с духом и прислушиваясь. Сердце то и дело проваливалось в пятки. Время шло, но ничего не происходило. Немного успокоившись и осмелев, она осторожно пошла к жилищу старика, не сводя взгляда с дверного проема, утонувшего во тьме. Шаг, другой, третий… Свежий снег поскрипывал под ногами. До избушки оставалось совсем немного, но Лада сомневалась, что у нее хватит смелости постучать в дверь. Просто постоит на крыльце, послушает, не прозвучит ли голос матери. Вдруг она похолодела от ужаса и замерла: а дверь-то открыта настежь! Издали не видно было, а теперь она отчетливо разглядела темную пустоту проема. Вдруг в глубине дома протяжно и тоскливо застонали половицы под тяжестью чьих-то шагов. Не чуя ног под собой, Лада отступила под нависшие ветви ивы, не отрывая от входа глаз. В темноте кто-то появился, остановился на пороге, но кто — не разглядеть. Лунный свет не проникал под козырек над крыльцом, и Лада терялась в догадках, но крикнуть и обнаружить свое присутствие боялась. Вдруг это старик? О старике ходила дурная слава. Говорили, что он с нечистой силой связан, и даже что он сам и есть — нечистая сила. Встречаться с ним глубокой ночью в таком глухом месте Ладе не хотелось. Но что, если это ее мать? Что, если она… убила старика вилами? Лада закусила губу и ждала. Вот снова заскрипели старые доски, прогибаясь на ступенях крыльца. Темная фигура вышла из-под навеса, и Лада едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Под луной стоял тот самый старик, шатаясь и держась обеими руками за черенок, воткнутый в его живот. Его серая рубаха внизу вся потемнела. Огромные темные пятна были повсюду на светлых мятых штанах. Кровь. «Он истекает кровью!» — с ужасом подумала Лада, уже догадавшись, что на другом конце черенка, исчезавшем в животе старика, тот самый трезубец, с которым вышла из дома ее мать. Оправдались самые худшие опасения. Что делать? Бежать в деревню и звать на помощь? А как же мама? Что стало с ней? Вдруг он убил ее, защищаясь? Пока Лада думала, бежать ли ей прочь или, наоборот, к дому, старик пошел дальше. Он тяжело ступал и шатался, направляясь к озеру. Берег был ровный, укрепленный вкопанными вертикально деревянными столбами. Видимо, это было сделано, чтобы водоем не подмыл избушку, построенную зачем-то слишком близко. Уже у самой воды старик вдруг резким движением выдернул из себя вилы и рухнул лицом вниз, подняв фонтан брызг. В одно мгновение омут поглотил его тело, и снова наступила тишина.

Лада вышла из ступора и помчалась к избе. Нервное напряжение несло ее со скоростью камня, выпущенного из пращи. Она влетела в темноту старого дома и позвала: «Мама! Мама, ты здесь?» Услышала тихий стук неподалеку. Повернулась на звук, и все ее тело сотряслось от нереальности увиденной картины.

В голубоватом луче лунного света, льющегося в маленькое единственное окно избушки, стояла мать в странной позе — спина округлена, шея вытянута вперед — и с разбегу билась головой о стену. Бум-м! Отошла назад, и вновь всем весом бросилась в стену, выставив вперед макушку. Бум-м! Бум-м! Бум-м!

— Мама! Мама, перестань! — взвизгнула Лада и метнулась к ней, протянула руки, коснулась материнского плеча. Та вдруг обернулась резко — лицо все залито кровью — и плюнула в нее, прорычав следом:

— Изыди, лоскотуха поганая, изыди! — и толкнула ее, да так, что Лада отлетела и ударилась спиной о какой-то острый угол.