Избушка на краю омута

— Дня два уж почти.

— А… — протянула та, посмотрела на другую и кивнула многозначительно.

— Ну, может, она у сестры Алевтины загостилась. — Прохор попытался придать своему лицу непринужденное выражение, не желая показывать свое паническое состояние. — Не знаете, где дом Алевтины? Сто лет не был у нее. Забыл уже.

Женщины вдруг тревожно зашептались. Одна, что помельче, нахмурилась и протестующе замотала головой, словно хотела запретить что-то второй. Но крупная усмехнулась в ответ, сказала: «Да пусть знает, пора бы уже. Пропадает ведь мужик! А у нас они что, на дороге валяются? Может, сгодится кому, раз своей бабе не нужен!»

Прохор не понял ничего. Крупная баба повернулась к нему, подбоченившись, и выпалила с жаром:

— А ты пойди, вон, у Леньки ее поищи! Там она, чую, там, у него!

— Какой еще Ленька?! — Прохор оторопел.

— Электрик наш. Ты что, его все знают!

Вторая зашипела и дернула говорившую за рукав:

— Что несешь?! Сплетни все это. — И обратилась к Прохору: — Ты ее не слушай. Она вечно болтает ерунду. — И рукой махнула.

— Где Ленькин дом?! — не своим голосом рявкнул Прохор. Женщины вздрогнули. Та, что помельче, запричитала, глядя на грузную:

— Говорила я тебе! Ой, что теперь будет! — И прижала обе ладони к лицу.

Но здоровячка упрямо возразила:

— Да пусть идет! Так им и надо! Совсем стыд потеряли, смотреть противно! — И обратилась уже к Прохору: — На Моховой Ленька живет. Шестой дом его от начала улицы, а номера не помню. Иди, там твоя благоверная.

Прохор бросил на женщин суровый недоверчивый взгляд и шагнул мимо них, от чего обе отступили в сторону. За спиной послышался их громкий жаркий шепот:

— Зачем сболтнула-то? Не знаешь, что ли? Привороженный он, от того и не в себе. Присушила его Раиска, иначе б сроду не женился на ней. Помнишь, как она за ним бегала? Как собачонка! А он и не глядел в ее сторону.

— Помню, помню. Эх, какой парниша был! Сгубила его приворотом, в истукана безмолвного превратила. И не нужен ей стал, а никуда не денешь.

Прохор был рад, когда удалился на расстояние, где их болтовня уже не достигала его ушей. Он не особенно старался понять, что они говорили о нем и о Раисе, но нутром чуял, что это что-то нехорошее. Постыдное. Позорное. Свернул на Моховую и отсчитал взглядом шестой от края дом. Тот выглядел неухоженным, в облупившейся краске, но его унылый вид скрашивали заросли цветущей сирени, окружавшие его со всех сторон. Сладкий цветочный аромат был слышен издали, наполняя вечерний воздух. Прохор никогда не любил запах цветов, особенно такой насыщенный. Ему не нравилось, когда Раиса приносила в дом букеты, хотя никогда ей об этом не говорил. Он вообще никогда не выказывал ей никаких претензий и ничего от нее не требовал. Принимал все как должное. Не обращал внимания. Даже не смотрел на нее. Вот она и ушла к другому. Сам виноват! Прохор приближался к дому и все думал: что же он скажет своей жене, когда найдет ее в доме чужого мужчины? Точно не будет ее ругать. Ни за что! Иначе она обратно не вернется. А Прохору очень хотелось, чтоб Раиса вернулась домой, чтобы все стало, как раньше. Чтобы она была рядом. Ему было жизненно необходимо, чтобы она была рядом, иначе он скоро просто перестанет дышать. В этом он был абсолютно уверен. Ему явно не хватало воздуха. Да еще эта сирень… До чего душный, вонючий запах! Отвратительный! Вдруг он замер от пронзившей мозг страшной догадки: а пахнет-то не только сиренью! Другой запах примешивается, потому и вонь такая. Падалью несет откуда-то. Мертвечиной… Прохор стал пристально вглядываться в кусты. Может, собака там дохлая? Однажды, пару лет назад, из соседнего огорода так воняло, а потом оказалось, что пес соседский сдох, и нашли его на третий день, по запаху, идущему из густой картофельной ботвы.

Прохор подошел к кустам вплотную, но боялся заглянуть под свисавшие до самой земли тяжелые от цветочных гроздьев ветви. Что там, под ними? Точно ничего хорошего. Лучше и не смотреть. Пройти мимо. Вон окно дома, совсем рядом. Осталось лишь руку протянуть и постучать. Но запах не отпускает, держит. Прохор понял, что должен узнать, что там, под кустом. И перед тем как нагнуться и приподнять благоухающую завесу, почувствовал бешеное биение сердца. Почувствовал себя живым — впервые за много лет.