Изгиб дорожки – путь домой

Не могу я простить Джонсу и то, что он не включил в список «лучших песен Элвиса» мой самый любимый трек: его тихое, жутковатое, потустороннее исполнение «Blue Moon». Должен признаться, мне было бы трудно составить подобный список: я всегда считал, что Элвис гораздо лучше слушается стихийными всплесками в музыкальных автоматах, чем целенаправленно и подряд. Лишь недавно я наткнулся на сборник, который смог прослушать от начала до конца. На «Elvis at Stax» (2013) собраны треки с ряда сессий, проходивших в середине 1970‐х на студии лейбла Stax Records в Мемфисе. Элвис работает с материалом спокойно и уверенно, интерпретирует песни аутентично, в соответствии с их настроением, а не просто выдает очередной заводной перформанс. В этом звучании можно услышать, кто он такой на самом деле: мужчина на пороге среднего возраста, который запутался в жизни. Он уже немного пожил, натворил нехороших вещей, преодолел кризис или два. Побывал и в праведной выси небес, и в глубине грязной кротовой норы. Теперь, когда он тянет печальные мотивы, звучит это вполне убедительно. Показательны даже обрывки диалогов между песнями. Элвис напевает себе под нос, разогревая голос. Он начинает с легкого госпела: «Farther along…» («Там впереди…»[84]), затем переключается на другую песню или его мысль уходит в другое русло: «Wasted years…» («Впустую потраченные годы…»). Он дважды повторяет эту фразу и тянет слова, будто раскрывает большой хрупкий веер: «Oh, how foolish…» («Ах, как глупо…»)[85]. В песне «Help Me» («Помоги мне») он звучит так, как будто наконец-то дополз до собрания «Анонимных наркоманов»: «Со смирением в сердце на коленях молю: пожалуйста, помоги мне!»[86]

Такие певцы, как Айзек Хейз (кстати сказать, тоже с лейбла Stax Records), уже доказали, что эстрадная баллада может быть богатым на эмоции путешествием, и на этом сборнике лучших песен Элвиса со Stax мы наконец-то слышим обе стороны его личности: добрый близнец, злой близнец; пугающий и угрожающий Элвис здесь соседствует с более привычным сентиментальным крунером. Билли Голденберг, музыкальный руководитель телеконцерта «Элвис» 1968 года, увидел в Элвисе именно эти скрытые качества и позже разъяснил это биографу Пресли Джерри Хопкинсу: «В том, что он делает, есть жестокость, есть злоба, есть какой-то глубинный садизм. Его возбуждают определенные виды насилия».

Улыбчивый, приветливый образ, который Элвис всегда демонстрировал на публике при первой встрече с людьми, уходит своими корнями в весьма неоднозначную южную традицию «хороших манер», которая вся кодифицирована оттенками серого – независимо от цвета кожи адресата и адресанта. Я возлагал большие надежды на то, что книга Джоэла Уильямсона «Элвис Пресли: жизнь южанина» («Elvis Presley: A Southern Life») серьезно рассмотрит истоки и происхождение Элвиса – даже, может быть, чересчур серьезно. Академические трактовки поп-культуры могут утомлять, когда читаешь большой громоздкий текст, но если при этом они подбрасывают нам пару нестандартных точек зрения, переосмысляют ситуацию в рамках каких-то новых концепций, то все оправданно. (В данный момент такое лучше всего искать – и я не шучу – в постоянно расширяющейся области изучения двойников Элвиса: жизнь подражает Дону Делилло.) К сожалению, «Жизнь южанина» – это вовсе не академическое/теоретическое исследование, а просто очередная хорошая биография. Это совсем не плохая книга, но писать ее не было никакой острой необходимости после исчерпывающего двухтомника Питера Гуральника[87]. В своем предисловии Уильямсон отмечает несколько интересных тем (пол, раса, представления о «женщинах Юга»), но никак их не развивает. Он набрасывает несколько дежурных отсылок к Уильяму Фолкнеру и Теннесси Уильямсу, но в отсутствие дальнейших пояснений они выглядят ленивыми, почти случайными. Почему не Гарри Крюс? Почему не Фланнери О’Коннор? Почему не Эдгар Аллан По (обратите внимание на инициалы)? Почему не «Деревенщина из Беверли-Хиллз»? Элвис, Теннесси Уильямс, Фолкнер: можете ли вы назвать трех менее похожих друг на друга людей? Даже тот факт, что все они родом с Юга, не проявляется у них в творчестве каким-либо сходным образом. Фолкнеру и Уильямсу для работы необходимо было уединение. Что касается Элвиса, невольно задаешься вопросом, став знаменитым, оставался ли он когда-либо еще, хоть на одну минуту, наедине с собой. При этом, несмотря на всех его друзей-приятелей, сговорчивых танцовщиц и море наркотиков, очевидно, что одиночество Элвиса становилось только глубже, острее и замкнутее; что оно стало почти осязаемым, почти живым – стало товарищем, с которым можно коротать ночь, когда все дневные игры, наконец, доиграны, а монологи произнесены. Стало заменой брата-близнеца.