Изгиб дорожки – путь домой

Элвис умер 16 августа 1977 года в возрасте 42 лет. В нем было слишком много лишних килограммов и слишком много препаратов, а перед смертью он зачитывался книгой в мягкой обложке под названием «Научные поиски лика Христа» («The Scientific Search for the Face of Jesus»). Когда успех впервые накрыл его в 1956 году, Элвису был 21 год, и он не видал ничего за пределами Тьюпело и Мемфиса. Успех таких масштабов для парнишки из глуши был тогда совершенно новым явлением – кому угодно было бы нелегко справиться с подобным ударом по психике. Пресли, похоже, почти сразу же впал в состояние испуганного отмежевания от мира. Он создал себе панцирь из показной вежливости и шутливой нормальности, спрятавшись у всех на виду. «Да, сэр», – отвечал он всем репортерам. «Нет, мэм», – говорил он всем светским дамам и заботливым матерям Америки. «Да, сэр, нет, мэм», – полковнику Тому, лейблу RCA, Голливуду, родителям Присциллы Болье, армии Соединенных Штатов. Этими «да» и «нет» измерялся весь безумный мир происходивших вокруг материальных перемен, однако его собственная фундаментально пассивная природа оставалась в целом непотревоженной. Цунами успеха, Элвис на всех сценах земного шара. Однако его внутренний мир сжался до размеров роскошного, но душного склепа, набитого окаменелыми мечтами, живыми трупами и болтовней призраков.

Элвис все еще остается непревзойденным образцом покорения рок-н-ролльного Олимпа: тем, кто героически изобрел сам себя и даровал миру то необходимое, чего ему неосознанно недоставало. Но Элвис также остается и образцовым примером того, как можно не справиться со всей сопутствующей славой и успехом. Он продемонстрировал каждый отдельный плохо продуманный шаг: сомнительный менеджер; тщательно подогнанный под нужды хозяина, но удивительно безличный особняк; медленный и разрушительный уход в себя; утрата старых друзей; наркотическая самомумификация; болезненный кризис продуктивности и общительности. Элвис и правда был первым во всем – даже в том, чего не сделал, даже в том, кем не смог быть.

Влюбленный в слепого Джо Смерть: американская одиссея гитариста-виртуоза Джона Фэи

Акустический гитарист Джон Фэи был одним из тех музыкантов, что существуют слегка за пределами осанны народного признания: неуклюжие гении, которые, может, и не имеют колоссального числа поклонников, но оказывают сильное влияние на тех, кто все же попал под их чары. Фэи впервые привлек внимание публики в середине 1960‐х, когда стал выпускать пластинки на собственном лейбле Takoma Records. (Независимый музыкант тире коммерсант – концепт отнюдь не новый.) В 1970‐е его заново открыли люди вроде меня, шарившие в поисках заветных самородков по окраинам допанкового пространства; затем в 1990‐е его нашли вновь – на этот раз беженцы с развалин разрушенной «Нирваны», которые нуждались в целительном лучике света после того, как гранж испустил предсмертный вопль. На некоторые музыкальные сцены Фэи повлиял буквально ключевым образом.

Когда я был молодым, неискушенным и только учился бренчать по струнам, то никак не мог взять в толк, каким образом гитаристы с незамысловатым звучанием, вроде Фэи, делали то, что делали: это было так элегантно просто и в то же время с музыковедческой точки зрения загадочно и непрозрачно. (До эпохи загрузки всего и вся на компьютер и до распространения упрощенного, табулатурного метода музыкальной нотации разобраться во всем этом было можно, только если ты каким-то невероятным образом встречал осведомленного наставника, который мог посвятить тебя в тайны шестиструнного братства.) Многие ранние рок-гитаристы были слишком сосредоточены на исполнении эффектных пассажей, ловко орудуя своей натренированной левой рукой: их интересовало, насколько быстро и витиевато (и оглушительно громко) можно заставить звучать струны. Фэи возник из совершенно другой традиции – и с ней же слился. В технике игры перебором, доведенной до совершенства дельта-блюзовыми гитаристами 1920‐х и 1930‐х годов, акцент смещается на правую руку: большой палец отбивает ритм по трем струнам с самым низким тоном (ближайшим к подбородку: E, A, D), пока остальные четыре перебирают мелодические партии на трех струнах самого высокого тона (ближайших к коленям: G, B, E). Неутомимый большой палец выполняет работу целой ритм-секции, в то время как другие пальцы выделывают более непредсказуемые приемы и финты. Каждая струна может рассказать историю: щербатую ли, кудрявую, горестную или оптимистичную. Когда слушаешь такое впервые, может показаться, что два гитариста играют одновременно, сливаясь друг с другом в выверенной гармонии; один скромный инструмент создает впечатление симфонии.