Изгиб дорожки – путь домой

Фэи соединил дельта-блюзовую темную магию вуду со своим собственным неординарным восприятием американского менталитета, природы и пространства. В самых ранних его домашних записях мы слышим целеустремленного молодого музыканта, местами весьма умелого, но он все еще остается лишь благоговейным подражателем. Однако к 1965 году, когда выходит его поворотный альбом «The Transfiguration of Blind Joe Death» («Преображение Слепого Джо Смерти»), мы наблюдаем уже совсем иной коленкор. Теперь он владеет гитарой уверенно, его стиль отточен и притягателен: даже такой слащавый стандарт, как «A Bicycle Built for Two», Фэи умудрился превратить в маленький алмаз, мастерски поместив его под необходимый градус давления. По мере своего музыкального прогресса Фэи также оборачивал себя своего рода лоскутным одеялом личной мифологии, пошитым из символичных для него деталей: сюда входили его знания о природе (и неизменная любовь к черепахам[89]), любительские изыскания в истории музыки плантаций, а также имена его бывших подружек и апокрифических старых блюзменов[90]. Эта полушутливая имитация серьезной мифографии пришлась ко времени и привлекала тогдашнюю молодежь, как раз начавшую вплетать в волосы цветы и променявшую добродетели традиционного пригородного уклада на чтение «подпольных комиксов»[91] и Карлоса Кастанеды. Сложилась несколько неоднозначная ситуация, когда сборники чистой и неприкрашенной фолк-музыки Фэи сопровождал буклетами с непостижимыми психоделическими текстами; один такой цветастый текст, напечатанный на конверте британского переиздания (альбома «Blind Joe Death». – Примеч. пер.) 1969 года, был подписан так: «Пир и любовь, НАДПИСАТЬ».

Фэи родился в 1939 году и, согласно большинству свидетельств (за исключением его собственной, гораздо более поздней, подозрительно ревизионистской версии событий), получил вполне обычное воспитание. Детство его, прошедшее близ Вашингтона, в зеленом городке Такома-Парк (штат Мэриленд), не было ни безумно счастливым, ни душераздирающе ужасным. В биографической книге 2014 года под названием «Пляска смерти. Жизнь Джона Фэи, американского гитариста» («Dance of Death: The Life of John Fahey, American Guitarist») автор Стив Ловентал описывает Такома-Парк послевоенного периода как место, расположенное «по обе стороны расового и культурного деления: какие-то районы были более либеральны, а какие-то недалеко ушли от дремучей идеологии американского Юга». (Позже Фэи запишет исполненную странного достоинства трогательную композицию «Old Southern Medley».) Может, современники и считали Фэи подростком слишком напористым и эмоциональным, однако он оставался активным участником целого ряда более-менее «цивильных» социальных кругов. Фэи не был каким-то диким неотесанным битником, проклинавшим буржуазную «АмериКККу», но совсем уж паинькой он не был тоже; он не собирался идти по стопам старшего поколения и обосновываться в сонном царстве субурбии, но также не питал доверия и к глупым банальностям, провозглашаемым зарождавшейся в то время контркультурой.

Резкое неприятие фолк-ривайвла не помогало Фэи заводить новых друзей. Ему было не по душе, что «возрожденцы» рассматривали музыку как способ формировать общественное мнение по актуальным политическим вопросам. Как пишет Ловентал, «он считал, что все эти студенты-идеалисты наивно смотрели на мир и грезили о политических утопиях», тогда как сам Фэи «пытался сделать свою музыку проводником тьмы и ужаса». Для преданных последователей Вуди Гатри и Пита Сигера идеологический посыл стоял на первом месте, а звучание или технические приемы – далеко на втором. По мнению Фэи, потрясающе своеобычная исходная музыка, из которой «возрожденцы» заимствовали идеи и на которой впоследствии строили свои карьеры, стала не более чем чистенькой куклой чревовещателя, когда они списали со счетов все неровности, шероховатости и метафизичность ее первоначального звучания. Он также усматривал высокую степень снисхождения и даже немного расизма в лелеемом «фолк-возрожденцами» образе босоногих старых блюзменов, одетых в рабочие комбинезоны (хотя те обычно носили элегантные костюмы и все чаще играли усиленный, городской электрик-блюз).