Изгнанник. Каприз Олмейера

– Еще не поздно, – ответил Лингард, не оборачиваясь и не сбавляя шага. – Да только тебе не хватит духу. Ты даже на это не способен.

– Не провоцируйте меня, капитан Лингард, – воскликнул Виллемс.

Капитан резко обернулся. Виллемс и Аисса остановились. Еще одна раздвоенная молния разорвала тучи над головой, яркая, зловещая, мгновенная вспышка озарила лица, тут же ахнул одиночный оглушительный раскат грома, за которым последовал шелест, похожий на испуганный вздох притихшей земли.

– Не провоцировать! – сказал старый моряк, как только утих гром. – Ха! Кого тут провоцировать? Вот еще не было заботы.

– Вам легко говорить, зная, что во всем мире – во всем мире! – у меня, кроме вас, нет ни одного друга.

– А кто виноват?

В сравнении с громовым, потрясающим голосом небес их собственные голоса звучали жалобно и хило, как писк лилипутов, и они оба враз замолчали. Мимо них вереницей прошли гребцы Лингарда с веслами на плече, держа головы прямо и глядя вперед, на реку. Али шел последним и задержался рядом с Лингардом.

– Одноглазый Бабалачи уехал, забрав с собой всех женщин. Все забрал – горшки, сундуки. Большие. Тяжелые. Три сундука.

Али ухмыльнулся, словно рассказал что-то смешное, и тут же с серьезным видом добавил:

– Дождь скоро начнется.

– Мы возвращаемся, – буркнул Лингард. – Готовь лодку.

– Так точно, сэр! – по-военному выпалил Али и побежал догонять гребцов. Он прежде ходил в море с Лингардом помощником боцмана, но потом осел в Самбире в роли домоправителя при Олмейере. Семеня к берегу, Али с гордостью думал, что непохож на неграмотных гребцов и знает, как правильно отвечать на команды великого белого капитана.

– Вы с самого начала меня не понимали, капитан Лингард, – сказал Виллемс.

– Вот как? Ничего страшного. Главное, чтобы ты правильно понимал, что я говорю, – ответил тот, медленно спускаясь к месту причаливания.

Виллемс шел за ним, не отставала Аисса.

Двое гребцов протянули руки, чтобы помочь Лингарду сесть в лодку. Он осторожно, грузно ступил в каноэ, опустился в стоявший посреди лодки шезлонг и, откинувшись на спинку, повернул голову к двум фигурам на берегу. Глаза Аиссы не отпускали его лицо в нетерпеливом ожидании, когда он наконец оставит их одних. Взгляд Виллемса был направлен поверх каноэ, на лес на другом берегу реки.

– Давай, Али, – в полголоса скомандовал Лингард.

Лица гребцов оживились, по рядам пробежал тихий шепоток. Передний гребец оттолкнулся концом весла, развернув нос лодки к течению, и каноэ быстро скользнуло к стремнине, чиркнув кормой о низкий берег.

– Мы еще увидимся, капитан Лингард! – крикнул Виллемс срывающимся голосом.

– Никогда! – полуобернувшись, бросил Лингард, свирепо сверкнув покрасневшими глазами из-за высокой спинки шезлонга.

– Надо пересечь реку, на той стороне течение не такое быстрое, – посоветовал Али.

Он налег на свое весло, далеко отклонив туловище над кормой, потом выпрямился, присев в позе обезьянки, запрыгнувшей на верхнюю жердочку, и скомандовал:

– Дайонг!

Весла дружно ударили о воду. Каноэ наискось ринулось поперек реки, сносимое вниз собственным движением и сильным течением.

Лингард посмотрел за корму. Женщина погрозила ему кулаком и присела на корточки рядом с неподвижной мужской фигурой. Через некоторое время она выпрямилась и, намочив край хиджаба, попыталась стереть засохшую кровь с безучастного лица Виллемса. Лингард отвернулся и с усталым вздохом вытянул ноги. Голова наклонилась вперед, борода веером расстелилась на груди, кончики седых волос слабо шевелились на сквозняке, вызванном быстрым движением лодки, что несла его прочь от пленника – единственного человека, с которым ему было стыдно показаться на глаза другим.

Каноэ вернулось в зону видимости Виллемса, и он жадно вцепился взглядом в маленький, но отчетливый на фоне темного леса силуэт. Он хорошо различал мужскую фигуру в середине лодки. Виллемс всю жизнь чувствовал за плечом ободряющее присутствие этого человека, всегда готового прийти на помощь, похвалить, посоветовать, дружески пожурить, воодушевленно одобрить. Этот человек внушал веру в себя своей силой, бесстрашием и безыскусным добросердечием. И вот он уходит. Надо его вернуть.

Виллемс крикнул, но слова, которые он хотел перебросить через всю реку, казалось, беспомощно падали к его ногам. Аисса попыталась остановить его, схватила за плечо, но он сбросил ее руку. Виллемс страстно желал вернуть свою ускользающую жизнь. Крикнул опять, но на этот раз даже сам себя не услышал. Все без толку. Он больше не вернется. Виллемс стоял пришибленный, глядя на фигуру в белом, развалившуюся в шезлонге посреди лодки. Она внезапно показалась ему ужасной, бессердечной, странной в своем неестественном скольжении по поверхности воды, при котором не меняла вальяжной позы.