Двенадцатого июня сэр Альфред Мильнер принимал в Кейптауне депутацию и, рассматривая положение дел, высказался, между прочим, так:
«В принципе в Южной Африке должно существовать равенство для всех рас. Страна, в которой нет равноправия, держит остальные страны в постоянной тревоге. Наша политика, не будучи придирчивой, отличалась терпением, которое все-таки не может перейти в индифферентизм».
Два дня спустя, Крюгер обратился к рааду со следующими словами:
«Противная сторона ни на йоту не уступила, я им тоже больше не мог дать. Бог всегда был с нами. Я не желаю войны, но я больше ничего не уступлю. Хотя уже однажды мы были лишены нашей независимости, но Бог возвратил ее нам!»
Он говорил, без сомнения, чистосердечно, но жутко становится, когда слышишь, как в оправдание политики поощрения пьянства имя Господне призывается правительством, в состав которого входят такие нравственно испорченные лица, каких еще свет не видывал.
Из телеграммы сэра Альфреда Мильнера, извещавшей о ходе событий, английский народ уразумел, что ничего еще не было сделано, хотя положение было серьезное и требовало неотложного вмешательства для восстановления порядка. В телеграмме говорилось:
«Необходимо немедленное вмешательство, остается еще одна надежда, что все уляжется само собой. В действительности же в продолжение многих лет придерживались этой выжидательной политики, но выходило наоборот: порядок не восстанавливался и положение ухудшалось. Неправда, что все это было вызвано набегом. Они еще до набега от скверного переходили к худшему. Мы были накануне войны до набега, а Трансвааль накануне революции. Следствием набега явилась новая причина в оставлении вещей по-прежнему со старыми последствиями.
Зрелище, какое представляют из себя тысячи великобританских подданных, находящихся в долговременном положении илотов, постоянно стонущих от несомненных обид и напрасно взывающих к помощи правительства Ее Величества, постепенно подрывает влияние и значение Великобритании в черте владений королевы. Некоторые органы печати, не только в Трансваале, свободно проповедуют идею учреждения республики, которая могла бы захватить всю Южную Африку, и подстрекают для достижения этой цели Трансвааль к вооружению, к соединению с Оранжевой республикой и в случае войны гарантируют активное участие со стороны многих подданных Ее Величества. К сожалению, я должен сказать, что эта идея, поддерживаемая беспрестанно ложными толками о намерениях правительства Ее Величества, произвела громадное впечатление среди большого количества голландских колонистов. Неоднократно приходится слышать, что голландцы даже в этой колонии почему-то считают себя вправе иметь все преимущества пред своими же согражданами английского происхождения. Тысячи людей, мирно настроенных, будучи оставлены в покое, совершенно довольных своим положением английско-подданных, теперь вовлечены в смуту и недоброжелательство и этим вызывают со стороны англичан должное раздражение.
Я не вижу другого выхода к прекращению этой зловещей пропаганды, как только сильное воздействие со стороны правительства Ее Величества в интересах удержания за собой позиции в Южной Африке».
Такими серьезно обдуманными словами английский проконсул предостерегал своих соотечественников о том, что их ожидало. Они видели грозные тучи на севере, но даже его зоркий глаз не заметил, как близко и как ужасна была гроза.
В конце июня и в начале июля много было возложено надежды на посредничество со стороны Africander Bond, политического общества голландских колонистов Капской колонии. С одной стороны, они были земляками буров; с другой стороны, они были великобританскими подданными и пользовались всеми выгодами тех либеральных учреждений, какие мы хотели бы видеть и в Трансваале. «Обращайтесь с нашим народом так, как мы обращаемся с вашим!» В этом заключалась вся наша просьба. Но ничего не вышло из этого посредничества, хотя предложения, внесенные Гофмейером и Герольдом, членами Bond'a, и Фишером из Оранжевой республики, на рассмотрение раада, были одобрены Шрейнером, аф-рикандерским премьером в Капской колонии. В своей первоначальной форме предложения были неясны и запутанны, льготный срок менялся с девяти до семи лет при различных условиях. Во время дебатов срок был сокращен до семи лет и представительство от золотых полей обусловливалось пятью.
Уступка была неважной, точно так же как представительство пяти из числа тридцати одного не могло считаться великодушным условием для половины всего мужского населения; но на уменьшение количества лет в Англии смотрели, как на признак возможного компромисса. Вздох облегчения послышался в стране.