Изгнанники Зеннона

Вслед за Ландой меня заметили другие и, взбудораженно переглядывась и что-то друг другу говоря, подошли к окну.

Мое сердце тяжело застучало в груди.

Олеа не ждал меня у выхода. Никто не ждал. Они не собираются впускать меня в дом.

Я вспомнила слова Нери о доверии. Я им доверяла, я доверяла Олеа, а теперь это доверие убьет не только меня, но и Кинна.

Нери, стоявшая с краю, смотрела на меня напряженным, тяжелым взглядом. Взглядом, который словно кричал, кричал не останавливаясь.

Прости меня.

Было в этом взгляде что-то еще, непонятное мне. Я отвернулась, как от удара. Грудь сдавило от боли, потому что я поняла: Нери в любом случае не вступится за меня.

Вэльд встал рядом с Ландой, но, когда попытался положить руку ей на плечо, она без церемоний ее скинула, огрызнувшись. Вэльд метнул в меня взгляд, одновременно злорадный и раздраженный. А Ланда положила руку себе на живот и, глядя на меня, покачала головой и что-то сказала. Я почувствовала, как к глазам подступили слезы.

Следующей стояла Тарина, но я пропустила ее и посмотрела сразу на Олеа. Его плечи поникли, а на лице была написана мука. Тем не менее он решительно сжал губы, и мне вдруг всё стало ясно, словно он сам об этом сказал.

Дело было не в глупом недоразумении с Вэльдом и даже не в том, что я привела Волков. Я нарушила правило – я опоздала. И не важно почему. Олеа не станет рисковать и снимать щит. Даже ради меня.

Я перевела взгляд на Тарину. Ее миловидное лицо тут же перекосило от улыбки – злобной, торжествующей. Выпрямив спину, она смотрела на меня сверху вниз, упиваясь моим несчастьем.

За что она меня так ненавидит?

Выражение лица Тарины изменилось, она склонилась к Олеа и что-то с сочувствием ему сказала. И я поняла.

Она не завидовала мне. Она ревновала ко мне Олеа.

Вот почему она задержалась у Псов, а Волки не напали раньше! Из-за него – она хотела его завоевать. А потом появилась я и встала у нее на пути. И стычка с Вэльдом, и западня Волков – всё это она подстроила, чтобы унизить меня в глазах Олеа и избавиться от соперницы раз и навсегда.

А любовь Олеа, обещавшего сделать всё, чтобы я была счастлива, закончилась в тот миг, когда я нарушила им же установленное правило.

В моей душе начал разгораться огонь, и меня затрясло не столько от холода, сколько от злости.

Внезапно я вспомнила, что так и не выложила из кармана данный мне Олеа игний. Убедившись, что камень никуда не делся, я достала его и взяла так, чтобы всем было видно. Лицо Олеа исказилось от боли. А Тарина вся побелела, когда поняла, что я держу в руках.

Глядя Олеа прямо в глаза, я размахнулась и швырнула камень в сторону окна. Олеа непроизвольно дернулся, а игний ударился о щит и отлетел в сторону. Едва сдерживая злые слезы и ни на кого больше не глядя, я развернулась и ушла искать Кинна.

Я ни секунды не сомневалась, что Олеа снимет щит, как только я окажусь рядом. Что он не оставит меня снаружи. Ведь бегал же он за подорожником, когда я обожглась, буквально в самый последний момент перед возведением щита. Неужели несколько минут определяют силу любви?

Потом я вспомнила его слова: «Ради брата, ради семьи».

Олеа сделал свой выбор. Просто он выбрал не меня.

Словно вторя этим темным мыслям, раздался первый крик Тени, и я вздрогнула. После нашего с Кинном изгнания прошло больше месяца, и, вопреки всему, мы до сих пор живы. Но, похоже, сегодня наше время закончится.

Я нашла Кинна в сарае, среди сломанных тачек, тележек, пустых ящиков и корзин. Он освободил место посередине, сдвинув хлам в сторону, и уселся прямо на грязный пол, спиной ко входу. В первое мгновение, увидев его сосредоточенно склоненную голову, я подумала, что Кинн молится. Но потом поняла, что он что-то раскладывает перед собой в неярком свете настенных люминариев. Подгоняемая нарастающими криками Теней, я подошла ближе и замерла в изумлении.

Из небольшого кожаного мешочка Кинн вытаскивал один камень за другим и раскладывал их на дощатом полу.

– Это… для светового щита? Откуда они у тебя? Почему ты мне не сказал?

Он коротко взглянул на меня.

– Я пытался.

Невероятное облегчение затопило меня, изгоняя мрачные мысли об Олеа. Радуясь, что Кинн не спрашивает меня о Псах, и стараясь его не отвлекать, я присела рядом и как завороженная начала следить за тем, как он работает. Движения его рук были аккуратными, даже осторожными; время от времени Кинн замирал, словно прислушиваясь, и слегка поправлял камни – будто играл на невидимом инструменте.

Крики Теней зазвучали ближе, и внутри у меня начало расти волнение. Кинн же успеет? Я прикусила язык, чтобы не торопить его.

В это мгновение Кинн нахмурился и, заглянув в кожаный мешочек, прощупал его, вывернул наизнанку, затем оглядел пол вокруг себя.

– Что-то не так? – спросила я, чувствуя, что сердце пропустило удар.

Он что-то сказал, но так тихо, что я не разобрала, и продолжил осматривать пол, потом вдруг стал выворачивать свои карманы. Достал еще один мешочек – из черной кожи – и, вытащив из него сероватый камень, проверил внутри. Паника схватила меня за горло, и мой голос сорвался:

– Кинн, в чем дело?