– А у нас нет няни, – засмеялась Элис. И тут же осеклась, испугавшись, что ее слова будут неверно истолкованы: как будто няня ей не по карману, а сама она – неухоженная юная мамаша, которая день напролет слоняется с сыном в парке. – Льюису никогда не брали няню, а на учебу он уезжает из дома, – торопливо добавила она. – Дело в том, что я ему не мама, а мачеха. Его мать обходилась без няни, она была… – Элис не хотела называть Элизабет «эксцентричной», однако про себя не раз отмечала ее странность.
– Она умерла?
– Да, в прошлом году.
– Господи, какой ужас. А от чего?
Она явно оживилась, да и Элис была настроена поговорить.
– Утонула.
– Не может быть!
– Да, в реке недалеко от их… от нашего дома.
– А когда вы?.. – Женщина многозначительно взглянула на Элис.
– Мы с его отцом познакомились в ноябре.
– А умерла она?..
– Летом.
– Мужчины так несамостоятельны, правда? А как зовут вашего мальчика?
– Льюис.
Элис пожалела о своей откровенности. Сначала ей хотелось рассказать о себе, а теперь она не знала, как прекратить разговор. И уводить Льюиса домой было жалко.
– И как его отец – часто вспоминает о жене?
– Нет. Раньше вспоминал. Вообще мы не очень любим это обсуждать.
– Разумеется! Потерю отца еще можно пережить, а вот потеря матери…
– Да.
– Где вы живете?
– В Уотерфорде, в Сюррее.
– У меня там есть знакомые.
– Правда? – обрадовалась Элис. Похоже, тему разговора удалось сменить.
– К сельской жизни трудно привыкнуть, пусть даже Сюррей – не такое уж захолустье. Как, по-вашему, местные вас приняли?
– Да, люди там замечательные. – Женщина начала раздражать Элис.
Раздался вскрик, и к ним подбежал хохочущий Льюис: он только что нечаянно ступил в пруд, и теперь в ботинке хлюпала вода, а мокрый носок сполз к щиколотке. Мальчик остановился перед Элис, как щенок, который сейчас залает от восторга, и выставил вперед ногу.
– Смотри!
– Не беда. – Элис тоже засмеялась. Ее охватила нежность к Льюису за то, что ему весело, и за то, что он хочет разделить это веселье с ней.
– Тебя зовут Льюис, верно? А меня – Марджори Данфорд-Вуд.
Запыхавшийся Льюис улыбнулся:
– А откуда вы?
– Я так сожалею о твоей матери.
Элис почувствовала себя свидетелем несчастного случая, который никак нельзя предотвратить. Льюис оцепенел и изо всех сил пытался найтись с ответом.
– Спасибо, у меня все в порядке.
– Понравилось запускать кораблик? – поспешно вмешалась Элис. – Кстати, нам ведь пора домой!
Женщина шепотом принялась извиняться перед Элис, и, конечно, Льюис это заметил. Не глядя в ее сторону, Элис встала и взяла пасынка за руку.
– Всего доброго.
Мальчик с парусником отошел от воды и с улыбкой стал махать вслед.
– Пока! – крикнул он, а потом, решив, что его не услышали, повторил: – Пока-пока!
Они пошли к Кенгсингтон-гор и дальше вдоль парка. Элис изо всех сил пыталась загладить вину, Льюис упорно с ней не разговаривал. Весной и не пахло; ледяной ветер пробирал до костей. Ботинок Льюиса постоянно хлюпал – звук получался очень смешной, и Элис очень хотелось посмеяться вместе с мальчиком, но она так и не придумала, что сказать. Они шли через огромный пустой парк в полной тишине, которую нарушали только стук ее каблуков и хлюпанье ботинка.
– Смотри, какой пар изо рта, – сказала Элис.
Молчание.
– Уже скоро.
Она едва не расплакалась – чтобы Льюис ее пожалел, однако решила, что для ребенка это слишком сурово.
На вокзал они ехали на такси, и Льюис глазел на конную гвардию, сверкающие мечи и пышные плюмажи, почти расплющив нос о стекло, совсем как обычный ребенок. Элис чувствовала себя ужасно одинокой и несчастной и решила дождаться Гилберта на вокзале.
Было около пяти, и почти стемнело, так что они направились подождать в ближайший отель. Элис выпила чаю, но вскоре обнаружила, что заказывает коктейль за коктейлем. Оливки она вынимала и складывала в пепельницу, которая уже наполнилась до краев.
– Льюис, прекрати! Разве ты не знаешь, что пялиться невежливо?
– Я не пялюсь.
– Еще как пялишься! Прямо на меня!
– Я смотрел на эти… оливки.
– Господи, зачем? Ты что, оливок раньше не видел?
– Видел, конечно.
– Ответь мне на один вопрос! Всего на один, ладно? Почему, когда ты захочешь, то и лошади тебе нравятся, и кораблики, и вообще настроение отличное? Как так получается?
Льюис совершенно не понимал, о чем она. Какие лошади?
– Как получается, что все вот это, – она махнула рукой в его сторону, – все
Он молчал, не желая думать на эту тему.
– Так что? – Элис буравила его взглядом. – Можешь хоть капельку постараться? У остальных отлично получается.
Льюис изучал зеленые оливки в пепельнице – блестящие и сочные, облепленные пеплом с одной стороны.
Элис попросила счет и, расплачиваясь, рассыпала купюры. Потом они вместе отправились на вокзал.
– Не отставай, ради бога! Замучил меня уже.
Гилберт был приятно удивлен встрече, и Элис сразу полегчало, как она и рассчитывала. Льюис отметил про себя, какое у нее сделалось радостное лицо при виде отца.
Вагон оказался переполнен, и пришлось расположиться в пустом купе в третьем классе.