Я был против, но теперь уже ничего не поделаешь. И Баунти уже сюда не прилетит. Получается, мне придется здесь строить государство. Свое. Правильное. Нормальное, без психов. Ты со мной? Ты веришь, что я могу сделать нормальную страну, где всем будет хорошо?
Маат нерешительно кивнула. Вейлс поднял глаза от стакана и напомнил:
— Есть небольшая проблема. На южном берегу Рамиры, в Лаванде, на незараженных участках идет незапланированный процесс. Подразделения армий разных стран, бежавшие из районов, подвергшихся сильному заражению, вместо того чтобы резать друг другу глотки, сбиваются там в кучу. Это уже полноценная общевойсковая группировка. Две тысячи штыков, сорок орудий, двадцать танков, тысяча пехотинцев на броне, спецназ, нормальный тыл… Нашли контакт с местным населением, готовят выборы. В составе объединения степняки, партийцы, северные карфяне, лавандосы, лотрандийцы. Командиром у них какой-то молодой ордынский майор Ратмир.
Глянув вскользь на Маат, Вейлс добавил:
— Политическим процессом рулит Тор, тот самый. Поставил вышку, замутил интернет, соцсети всякие, созывает со всех окрестностей туда военных. И народ сползается к ним, повзводно, поротно. У них там военная интернет-демократия. Все вопросы политические решают голосованием на сайте. У каждого гражданина свой подтвержденный аккаунт, заменяющий все документы. Говорят, удалось добиться порядка — никаких грабежей мирного населения, мародерства, никаких стычек между бывшими солдатами разных стран.
Маат зашла по брошенной Вейлсом ссылке на страницу группы и увидела знакомый почерк Тора. Все в стилистике викингов, суровых северных воинов, название группы было написано буквами, выполненными на манер рун. Да, Тор строил там на Рамире страну мечты. Той мечты, которую когда-то вместе с ним лелеяли и Маат, и Вагнер, и Лилит с Волосом. Отправляясь в свой первый полет на планету геологов, они мечтали добраться однажды до такой страны. Свободной, честной, справедливой. Теперь Тор взялся строить ее сам. На одной из фоток она узнала его, сидевшего в окружении офицеров, и улыбнулась. Тор отпустил белую бороду — узкую, как тесак, пробрил виски, оставив гребень на макушке. Его лицо после всех приключений ядерной войны посуровело, стало жестче, рельефней. Глаза обрели блеск и мощь.
Странно, подумала Маат, — ей было мерзко, когда она поняла, что миллиарды людей были уничтожены для Баунти, ее покоробило, что миллиардом этих смертей воспользуется вместо Баунти Уоллос. Но ей было «нормально», если из этого ужаса родится проект Тора. Она сидела молча за столом, где Уоллос со своими обсуждал, как надо залить специальным раствором а сверху забетонировать пыльное море на месте Бахди, чтоб не разносилась зараза. Она думала о миллиардах погибших, о детях, чьи судьбы были отменены в один миг по замыслу Грога. И как вместо отмененных судеб заиграли варианты, перспективы, окна возможностей для других — выживших в этом аду, прилетевших сюда после случившегося, и тех, кто здесь еще даже не был, но уже строил планы, как использовать опустевшее место.
Она всегда чувствовала таинственную связь свободы, смерти и хаоса возможностей, но только сейчас увидела эту связь в реале.Увидела ту самую грань, о которой говорили Радость и Бр, увидела, как она работает. Эти ядерные бомбы, осыпавшие планету, своей адской температурой прожгли грань, открыли дверь хаосу — безграничному космосу, миллиардам возможностей. Эти варианты событий, линии судеб, как миллионы молекул стремительно собирались в непредсказуемом режиме в клетки, ткани, из них на глазах вырастали проекты, планы и даже уже страны. Так, сперматозоиды, попав в утробу женщины, собирают из мельчайших частиц хаоса новое живое, мыслящее существо. Огромная планета, над которой раскрылись эти шторы смерти, оплодотворена, приняла идеи и мечты новеньких творцов, начала их вынашивать, кормить своими соками.
Маат поняла, что и она в том числе своими мольбами и трудами выкликала, выпросила у вселенной этот миг, когда хаос пришел на эту планету, дал шанс на новую жизнь, на воплощение мечты. Ее ужаснула цена, она столбенела от мысли, что новая жизнь возникает на месте старой, выбивая ее как хлам, ровняя с землей, превращая в пыль. Минуту назад у нее вызывал омерзение Баунти, ради которого смерть тряхнула здесь гранью, как простыней, словно смахнув со скатерти миллиарды жизней. Сейчас она испытывала и стыд, и восторг, и кромешную горечь, и пульсирующее, как сердце, счастье от того, что шанс на воплощение мечты, на место в этой жизни выпал не только Баунти, но и Тору, чувствовала страх и гордость за то, что и она тоже своими молитвами, обращенными в пустоту, с детства вымаливала этот шанс и вымолила этот миллиард смертей.